А тем временем, пока Карл VII с упоением собирал стекающиеся отовсюду признания в верности, герцог Бэдфорд занимался укреплением Парижа.

4 августа 1429 года во главе мощной армии он выступил из Парижа в сторону Санлиса, оставив герцога Бургундского губернатором города.

15 августа английская и французская армии встали друг против друга неподалеку от замка Монтепийуа. Палило солнце, и в густой пыли, поднятой тысячами ног, отличить одних от других было почти невозможно.

Сражение казалось неизбежным. Однако войска весь день простояли в бездействии, а на следующий день обе стороны отступили, так и не решившись начать атаку. Англичане отошли к Парижу.

В тот же день, 16 августа, советник короля архиепископ Реймсский Реньо де Шартр вступил в Аррасе в переговоры с Филиппом Добрым, герцогом Бургундским, предлагая ему всевозможные блага в обмен на нейтралитет в борьбе французов против англичан.

В это время Жанна, находясь на волне популярности, продолжала открыто призывать всех к походу на Париж.

— У нас есть еще одна благоприятная возможность, — с жаром говорила она Карлу VII. — Если мы без промедления ударим по врагу, все будет хорошо. Вели мне идти на Париж! Через 20 дней он будет твоим, а через 6 месяцев — и вся Франция! Дела у нас не больше, чем на полгода, но если время будет упущено, нам не наверстать его и за 20 лет. Скажи свое слово, милостивый король, одно только слово!

— Позволь, — прервал ее король, — какой еще поход на Париж? Ты забываешь, что дорогу туда преграждают английские крепости!

— Когда мы наступали на Реймс, что мы встречали на своем пути? — возразила Жанна. — Английские крепости. Чьи они сейчас? Французские. Причем без всяких жертв и потерь. Каков же вывод? Крепости между нами и Парижем заняты теми же англичанами, с теми же сомнениями, с теми же слабостями и с тем же страхом перед гневом Всевышнего. Нам остается только идти вперед, и эти крепости — наши, Париж — наш, Франция — наша! Скажи свое решительное слово, милостивый король! Повелевай своей слуге…

— Но это нанесло бы оскорбление герцогу Бургундскому, — неуверенно начал король. — В силу договора, который, как мы надеемся, будет заключен с ним…

— Какой договор! — перебила его Жанна. — Герцог Бургундский всегда пренебрегал тобой. Что же сейчас склонило его к переговорам? Его убедила сила! Да, да! Таких людей можно в чем-то убедить лишь силой. Ты надеешься заключить с ним договор и с его помощью освободить Париж? Только слепой не видит, что все эти переговоры лишь дают возможность герцогу Бэдфорду подтянуть подкрепления и бросить их против нас. Милостивый король, очнись! Путь свободен, Париж зовет! Одно твое слово, и мы…

Никакого слова не последовало. 21 августа в Компьене Карл VII подписал договор о перемирии с бургундским посольством, которое возглавлял Жан Люксембургский. Срок перемирия составлял четыре месяца. В этот период никто не должен был захватывать чужие города или требовать от них повиновения. Кроме того, Карл VII обязался передать герцогу Бургундскому города Компьень, Санлис и Крей.

Это перемирие существенно укрепляло позиции Бургундии, лишало французскую армию многих преимуществ, которые были достигнуты предыдущими победами, и признавало за герцогом Бургундским право сохранять контроль над Парижем.

По мнению историка Марселена Дефурно, этот мир «положил конец противостоянию Карла VII и герцога Бургундского», а англичане «потеряли последнюю — и без того уже очень ненадежную — точку опоры, которая частично сохранялась у них в общественном мнении».

По словам летописца герцога Алансонского Персеваля де Каньи, Жанна «была сильно опечалена» такими переговорами короля Карла. Она рвалась в бой и несколько раз просила у короля войско, чтобы идти на Париж, но безрезультатно. Тогда она вместе с герцогом Алансонским и небольшим отрядом верных людей направилась к Парижу сама.

Фредди Ромм в своей книге о Жанне д’Арк констатирует:

«Коронация дофина Карла исчерпала миссию Жанны… Теперь «пророчество Мерлина» сбылось. Франция была спасена».

Это означало, что она не была больше нужна.

В четверг, 8 сентября 1429 года, Жанна, Жиль де Рэ и Рауль де Гокур предприняли отчаянную попытку штурма городских стен со стороны ворот Сент-Оноре.

Летописец Персеваль де Каньи по этому поводу написал:

«Дева взяла в руки свое знамя и среди первых вошла в ров со стороны Свиного рынка. Штурм шел трудно и долго, и было странно слышать весь этот грохот выстрелов пушек и кулеврин, из которых обстреливали нападающих, и видеть множество летящих в них стрел, дротиков и копий… Штурм продолжался примерно с часу после полудня до часа наступления сумерек; после захода солнца Дева была ранена стрелой из арбалета в бедро, а после ранения она изо всех сил кричала, чтобы каждый приблизился к стенам, и что город будет взят, но, поскольку наступила ночь, и она была ранена, а солдаты устали от долгого штурма, сир де Гокур и другие пришли за Девой и против ее воли вынесли ее из рва, и так закончился штурм».

Жанну вынесли с поля боя и перевезли в лагерь Ля-Шапелль.

Острая боль в ноге не давала Жанне заснуть. Она рыдала от бессилия что-либо изменить и твердила одно и то же:

— Мы могли бы овладеть Парижем! Его можно было взять!

По сути, это было первое поражение французов с участием Жанны.

На следующий день в лагерь «от имени короля» прибыли герцог де Бар и граф де Клермон. Они привезли приказ, запрещающий повторять атаку.

Это еще что такое? Почему? Понять смысл происходящего Жанне никак не удавалось. Ведь Париж — это столица Франции, и его взятие просто логически должно было следовать за коронацией ее брата Карла в Реймсе. Париж просто сам просился в руки короля, и вдруг — такой поворот событий.

А происходило следующее. По словам В.И. Райцеса, «верх взяли сложные политические комбинации, смысл которых от Жанны ускользал».

«Сложные политические комбинации» вскоре привели к тому, что королевская армия была отведена на берега Луары, где большая ее часть была распущена по домам. Как потом сказал Потон де Ксентрай, люди «из королевского совета» восторжествовали над людьми «ратных подвигов».

Так оно и было. Карл, став королем, не желал больше воевать. У Режин Перну можно найти такое мнение по этому поводу:

«Он намеревался проводить свою собственную политику, не имеющую ничего общего с политикой «ратных подвигов»; она нацелена на примирение и только на примирение».

После этого разочарованный герцог Алансонский уехал из армии. Отметим, что, вопреки требованиям Карла VII, он продолжал бороться с англичанами вплоть до 1444 года. Судьба его печальна. В 1458 году он был арестован, а в 1476 году умер, проведя в заключении почти 18 лет.