Не дали! Не дали Масютину заново все начать, то есть жизнь его запутанную как-то попытаться переделать. Не дали и собственное расследование затеять, на которое они оба втайне уповали.

Они ведь уснули все-таки вместе. В той самой постели, которую разделили этой ночью. Уснули каждый на своей половине, уснули почти одновременно. Что-то говорили, говорили, упрекали даже друг друга, она его в черствости, он ее в невнимании и даже в отсутствии чуткости, и отключились.

А проснулись по звонку, будто на работу. Только звонил теперь не будильник, звонили в дверь.

— Ты чего это, Жан? — Масютин приоткрыл один глаз и с явным неудовольствием уставился на жену, подскочившую, будто в нее кипятком плеснули. — Чего ты?

— Звонят! — шепнула она и глянула на него округлившимися от испуга глазами. — Как думаешь, кто?!

— Который час? — Он протяжно и широко зевнул и, забывшись, погладил ее по голому боку.

— Час? Десятый, а что?

— Ничего. Оденься и открой. — Он закинул за голову руки, потянулся с хрустом и стоном, тут же вытащил из-под головы подушку и шлепнул ею ее по спине. — Да иди-иди, открывай уже. Слышишь, как нетерпелив народ! Сейчас дверь снесут.

Жанна схватила со стула халат, кое-как натянула на себя, замоталась, обвязалась поясом и почему-то на цыпочках пошла к двери. Глянула в глазок и обомлела. На пороге стояли двое мужчин, одним из которых был Илюша — приятель ее Женьки, с которым они…

Ой, да не важно это было сейчас, что именно вытворяли эти оба в свободное от семей время! Важно, что Илюша упорно не смотрел на дверь, хотя и догадывался, что на него сейчас смотрят из глазка.

— Женька! Женька! Это они! Они за тобой пришли!!! — простонала Жанна, вернувшись на негнущихся ногах в спальню. Тяжело опустилась на кровать и тут же замотала в отчаянии головой. — Я не стану открывать! Не стану!!! Они сейчас войдут и арестуют тебя!!! А давай мы затаимся, а! Жень, давай мы тебя спрячем, пока не найдем настоящего убийцу! Женя, я не хочу!

— Вот дура баба. — Он уже успел соскочить с кровати, впрыгнул в тренировочные штаны и теперь затягивал веревочку на поясе, посматривая на жену с явной жалостью. — Стану я в бега пускаться, как же! Если побежал, заведомо виновен. Нет, я не побегу. Я им все объясню, как есть, и все.

И он пошел прочь из спальни, а она, как распоследняя малодушная дура, поползла за ним, удерживая за коленки и шепча исступленно:

— Не пущу! Не пущу тебя никуда! Ты мой!

На какое-то крохотное мгновение в душу закрался стыд.

Что она делает?! С чего так унижается?! Ночью обвиняла, кричала на него, а теперь за ноги цепляется. Он вот сейчас возьмет и стряхнет ее с себя, как муху надоедливую, и правильно, между прочим, сделает. Но…

Масютин остановился и вдруг присел перед ней.

— Жанка, а ну-ка глянь на меня, — попросил он и полез убирать ей с лица волосы.

Она подняла на него глаза. Нет, он глядел на нее хорошо, по-доброму. Не было в его прекрасных глазах и тени неудовольствия, раздражения либо брезгливости. Понимание, да. И еще, быть может, чуточку раскаяния. Если она, конечно, все это не придумала для себя мгновенно.

— Все хорошо, малыш? — спросил он мягко и поцеловал ее в щеку. — Успокойся, хорошо? Береги себя и ребят, а я скоро вернусь. Ты ждать меня будешь, жена?

— Аг-ггаа, — выдавила она и снова громко заревела, потянувшись к нему всем телом, обхватила, вцепилась в плечи, волосы. — Женечка, не уходи! Не бросай меня только! Я буду ждать! Я буду искать! Одна буду искать, но найду этого… этого человека. Ты потерпи там немножко и не бросай меня только.

— Не брошу, не брошу. Не реви, хорошо?

Он рывком поднялся с корточек, осторожно отцепил ее руки от своих коленок и пошел к двери, в которую названивали уже без остановки. Взялся за замок обеими руками, но прежде, чем открыть, снова глянул на нее и пробормотал то ли для нее, то ли для себя, кто знает:

— Блин, вот только сейчас понял значение слов, что от добра добра не ищут. Только сейчас…

Стас Щукин сидел в крохотном, будто кабина лифта, кабинете следователя и задыхался от жары и ненависти. Ненавидел он в данный момент себя. Перво-наперво за то, что все же притащился в ментуру, потому что Тамарка так и не вернулась. А во-вторых, за то, что отчаянно потел в тесном душном кабинете. За это, кстати, он ненавидел себя много больше.

Следователем была крохотная молоденькая девчушка, изо всех сил делающая вид, что озабочена представленным ей на изучение документом, то есть Тамаркиным письмом. И изо всех сил подавляющая отвращение к потному посетителю, огромной глыбой возвышающемуся теперь по другую сторону ее стола.

Щукину на какой-то момент даже стало жаль девчонку. Он видел, не слепой, как она то и дело сглатывает слюну, пытаясь подавить тошноту. Как старательно отводит аккуратненький носик в сторону. Как силится прочесть что-то между строк, а сосредоточиться не может, поскольку застоявшийся запах пота на его несвежей рубашке сбивает ее с мыслей.

— Вы меня извините, — вдруг проронил он сквозь стиснутые зубы.

— А? — Она вздрогнула, подняв на него испуганные кошачьи глаза в обрамлении реденьких, неумело накрашенных ресничек. — Извинить?! За что?

— Рубашка у меня несвежая. Второй день в ней. Поменять бы, да сил нет и времени. Спешил я. К вам спешил. Так что, станете заводить дело или нет?

Заводить дело на основании сумбурной записки раскаявшейся грешницы следовательнице отчаянно не хотелось. И не стала бы она возиться со всей этой ерундой, кабы не показания соседки. Валентина все же опередила Щукина на полчаса и успела надиктовать и про рыдания, и про странную подругу. Да и сам текст записки таил в себе некий зловещий смысл.

Отмахнуться было нельзя, как бы ни хотелось. Да и начальство, почесав макушку, недовольно сморщится: куда против этих бумажек деваться. Заявление от мужа пропавшей, показания соседки, предсмертная прямо-таки записка…

— У меня к вам несколько вопросов, — строго промолвила молодая девушка и свернула губы в трубочку, задумавшись. — Вы не ссорились со своей супругой?

— Нет. — Щукин догадливо хмыкнул, ясно же было, вопрос с намеком на его причастность. — Мы никогда не ссорились. Я любил… Люблю ее. К ее исчезновению рук не прикладывал, если вы именно это имеете в виду. В ту ночь, когда она про… ушла из дома, я был на работе. Вкалывал как папа Карло. Меня видела вся наша смена. К тому же у нас проходная, муха не проскочит. Можете узнать.

— Узнаем, — пообещала она, смутившись его проницательности. — Значит, вы не ссорились, причин для ухода жены не было, и тем не менее она ушла. Может, у нее были долги? Она намекает на то, что хотела для вас обоих лучшей жизни и…

— Да не было у нас, у нее никаких долгов, о чем вы!