Джейн спускается в зал по западной лестнице и бродит по комнате. Топот ее массивных ботинок по шахматному полу вызывает гулкое эхо. Воздух наполнен ароматом сирени. На боковых столах вазы с цветами чередуются с небольшими современными скульптурами. На одном из столиков – большой семейный портрет: Октавиан одной рукой обнимает Рави, а другой – моложавую белокурую женщину. Та прижимает к себе Киран, которая не выглядит особо счастливой, но и не собирается кого-нибудь стукнуть – для фото с участием Киран это немалый успех. Рави сияет. На лице Октавиана заметно удовольствие и даже что-то вроде тихой гордости. Блондинка – по всей видимости, Шарлотта – улыбается несколько смущенно или отсутствующе. Ее взгляд устремлен куда-то вдаль.

Джейн берет снимок, чтобы рассмотреть поближе. На заднем плане фотографии на розовых стенах висят золотисто-оранжевые настурции. Интересно, может ли фотография быть тем самым предметом, который принесла девочка? Почему бы и нет. Это не менее возможно, чем что угодно.

У Джейн вдруг закладывает уши от щелчка фотоаппарата. Джейн неохотно поднимает глаза: на мостике третьего этажа стоит Айви, поднявшая к лицу неизменный фотоаппарат, его объектив нацелен на женщину, которая розовой метелкой из перьев протирает от пыли средневековые доспехи.

«Если я спрошу, что она делает, – думает Джейн, – Айви скажет, что фотографирует доспехи».

Поэтому она ни о чем не спрашивает. Лишь наблюдает за Айви до тех пор, пока та не убирает фотоаппарат и не замечает ее. При виде Джейн Айви краснеет, опускает глаза и поджимает губы, будто на что-то обижена. Молча разворачивается и уходит.

Джейн кажется, что ее ударили под дых.

«Ладно, – думает она, – Айви за что-то на меня злится. Как бы там ни было, я разгадаю эту загадку».

Шагая вверх по восточной лестнице, она мысленно готовится к сцене с Джаспером, однако на этот раз пес лишь взглянул на нее с печальным выражением на обвислой мордахе. Когда она достигает второго этажа восточного крыла, он молча плетется следом. Она останавливается в конце коридора у одинокого пустого кронштейна: раньше здесь жил Вермеер.

– Опять ты? – раздался издалека чей-то голос.

Джейн оборачивается и видит Люси Сент-Джордж, которая направляется к ней.

– И опять ты, – отвечает Джейн.

– Да. Мне нужно окинуть все свежим взглядом. А может, я просто брожу. Лучшие мысли посещают меня именно во время прогулки.

– Понимаю тебя.

– А ты как здесь?

– Что-то привело меня сюда.

– Надеюсь, не странные шумы этого дома? – интересуется Люси.

– Не думаю, – отвечает Джейн. – Скорее, я хотела снова увидеть картину. Подделку, я имею в виду. Конечно, мне нужно было догадаться, что ее не оставят на всеобщее обозрение.

– Миссис Вандерс спрятала ее в сейф до прихода полиции, – сухо объясняет Люси. – Она даже мне не позволяет на нее взглянуть без того, чтобы не стоять при этом над душой.

– Значит, она все же вызвала полицию?

– Да – по ее словам.

– Но ты не уверена?

– Знаешь, я разговаривала и с полицией, и с ФБР, и с Интерполом, – говорит Люси. – И всем задала парочку наводящих вопросов. Никто не упомянул о случившемся, хотя, казалось бы, это должно быть сенсацией.

– Ты подозреваешь ее? Я к тому, что она первой заметила подделку.

– Могу только сказать, что не считаю ее причастной к краже Вермеера, – отчетливо произносит Люси.

До Джейн потихоньку начинает доходить.

– Подожди-ка. То есть ты хочешь сказать, что речь идет о двух разных ворах?

– Тот, кто способен на подделку Вермеера, не сработал бы с Бранкузи так топорно. Так что да, два разных вора. У одного – огромный багаж знаний, много времени и прочих ресурсов, а другой… – Люси задумчиво качает головой, словно не веря, – другой глуп и самонадеян.

Глядя на место, где совсем недавно висела картина, Джейн погружается в раздумья. Миссис Вандерс явно нельзя назвать глупой и самонадеянной. Она властная и помешанная на контроле, но совсем не дура. То же касается и Патрика, и Айви. Больше похоже на то, что Люси думала о… Колине или Рави.

– Интересно, какого вора Рави возненавидел бы больше, – размышляет вслух Люси, – профессионала или дилетанта?

– Значит, ты не подозреваешь Рави?

– Ты же видела, что он устроил.

– Разве это не могло быть спектаклем?

Люси скептически кривит рот:

– Рави – ребенок. Он весь как на ладони. Конечно, искусство способно разбить его сердце. – Люси говорит об этом с такой горечью, что Джейн задумывается: уж не ревнует ли она Рави, – но не решается об этом спросить.

– Что ты имеешь в виду?

– О, ничего, – отмахивается Люси. – Забудь. Интересно, что Филипп уехал вчера вечером, тебе не кажется? Они с женой всегда приезжают на сезонные Праздники заблаговременно, чтобы побыть в Доме подольше. У них хватало времени, чтобы спланировать аферу с Вермеером.

– Ты связываешь их с Вермеером? Не с Бранкузи? – Джейн слегка разочарована, потому что именно Бранкузи мог быть связан с маленькой девочкой, а та, в свою очередь, с четой Окада. Но опять-таки, Люси Сент-Джордж не знает о ночных секретах этой парочки. И девочка могла всего лишь принести это семейное фото…

– А кем работает Фиби Окада? – спрашивает Джейн.

– О, она математик, – отвечает Люси. – Отдел цифровых исследований в Колумбии[9]. Говорят, она гений.

Это совсем не вписывается в общую картину, и Джейн расстраивается.

– Я видела, как Окада прятались прошлой ночью, – признается она. – И с ними был Патрик.

Люси смотрит на нее с внимательным прищуром:

– Где? О чем ты, вообще?

– На территории слуг, – рассказывает Джейн. – В начале пятого утра.

– Примерно в это время Филиппа и вызвали, – рассуждает Люси. – Вероятно, Патрик просто помогал подготовить лодку.

Джейн открывает рот, но останавливает себя. Она не хочет рассказывать про девочку, сумку для подгузников, загадочный разговор и пистолет. Не потому, что не доверяет Люси. Она не доверяет вообще никому в Доме. Ей нужно еще многое обдумать.

– Что с этой собакой? – спрашивает Люси.

Джейн смотрит вниз и видит, как Джаспер, наклонив голову, осторожно обхватывает своей длинной пастью ее лодыжку. Он не кусается, она даже не заметила его прикосновения, но теперь почувствовала, как ее джинсы намокают от собачьей слюны.

– Джаспер! – восклицает она. – Что ты творишь? Решил меня съесть?