Пятерка.

Список различных видов оружия, пронумерованных от одного до двенадцати, он знал наизусть, поэтому мог сразу же приступить к броску, который определит, использовать ему одну или две кости.

Тройка.

Значит, надо продолжать использовать один кубик, и под назойливый сигнал дверного звонка он взял его, потряс в сложенных ладонях, а потом снова бросил на пол и не сводил с него взгляда, пока он в какой-то момент не остановился.

Двойка.

Кости сделали свой выбор, к тому же весьма продуманный. Он будет использовать веревку, которая была идеальным оружием, учитывая то, что он находился дома в квартире. Она не сможет ни закричать, ни издать других звуков. Не будет никаких брызг крови или другой грязи теперь, когда он так хорошо прибрался. Кроме того, он уже купил веревку и упаковал ее вместе с остальным снаряжением, которое должен был взять с собой этой ночью.

Он точно знал, в каком отделении сумки она лежит, и ему понадобилось не больше нескольких секунд, чтобы достать ее и выйти в коридор.

Посмотрев в глазок, он пришел к выводу, что она выглядит более подтянутой, чем он помнил ее во время допроса. Так что не было никаких причин ждать, надо было как можно скорее втащить ее в квартиру и сбить с ног, прежде чем она успеет понять, что произошло.

Он положил веревку на пол так, чтобы ее можно было легко достать, когда придет время. Затем повернул несколько замков и открыл дверь. Но он не успел сделать и полшага и поднять руку, чтобы схватить ее за куртку, когда мозг уже обработал увиденное настолько полно, чтобы он понял, что перед ним совсем не тот человек, которого он ожидал увидеть.

— О боже. Значит, вы дома, — сказала женщина, стоявшая перед ним. — Я уже как раз собралась уходить. — Она была такого же роста и с такой же прической, как у той женщины из полиции. Но это была не инспектор, а почтальон с широкой улыбкой и большой коробкой.

— Что ж, хорошо, что вы этого не сделали, потому что я очень ждал эту посылку. — Он взял длинную узкую коробку, испытывая одновременно и облегчение, и разочарование.

— И подпись здесь, будьте добры.

— Да, конечно. Без проблем. Никаких проблем. — Он улыбнулся ей и расписался.

— Желаю вам хорошего дня.

— Спасибо, день точно будет хорошим. Особенно с этим. — Он поднял коробку, еще раз улыбнулся ей и попятился в квартиру.

Заперев все замки, он снял упаковку и открыл коробку. После этого взялся за рукоять, чтобы осторожно вытащить сверкающий меч и изучить его во всю длину.

Кошельки, телефоны, ключи. Даже небольшой пакетик, в который Соня положила любимые конфеты Теодора, все это они были вынуждены оставить на контроле безопасности в датской тюрьме. О чем они думают? Что они добавили в конфеты наркотики и спрятали в них ключи, которые подходят к любому замку?

С того момента, когда они сошли с парома в порту Хельсингёра, это ощущение не покидало их. Ощущение, что все было против них. Осуждающие взгляды охранников, которые отказывались понимать по-шведски, когда он спрашивал, действительно ли им необходимо снимать одежду и проходить досмотр. Чем дальше они заходили в здание, тем сильнее становились удары закрывающихся за ними решетчатых дверей. Голубой свет ламп на потолке и звуки их шагов, которые эхом разлетались по одному коридору за другим, пока их провожали к месту встречи с сыном.

То, что их сын провел целые сутки в этих стенах, было почти невозможно осознать. Тревога, должно быть, одолевала его, когда он лежал там и пытался заснуть на жесткой койке в камере, которая, конечно, была не больше трети его комнаты дома на Польшегатан.

Еще хуже обстояли дела с внезапным решением продлить срок содержания под стражей и не отпускать его домой до окончания суда. Решение, которое было принято без каких-либо объяснений, кроме того, что они якобы имели серьезные основания для дальнейшего содержания его под стражей.

А ведь он был так уверен в том, что делал… Он был убежден, что абсолютно прав. Уверен в том, что правда была единственным путем, которым можно идти, и больше ничего не имело значения. Теперь он уже не знал, было ли все сделано правильно или нет. Может, все это было ошибкой? Что, если бы он послушался первых протестов Сони до того, как она сдалась и приняла его сторону? Или Теодора, который готов был пойти на самоубийство, лишь бы избежать всего этого. Он не знал ответов на эти вопросы и мог только надеяться на лучшее. Что все как-то само собой образуется.

Комната для посетителей, в которую их провели, была обставлена весьма лаконично: диван и кресло в голубую крапинку, круглый стол с четырьмя стульями и кровать с матрасом в полиэтиленовой упаковке. Люминесцентные лампы на потолке. Никаких картин на стенах. Никаких зеркал. Даже ковра на линолеуме не было.

Через шесть минут после назначенного времени дверь отворилась, и Теодора ввели два конвоира. Он смотрел в пол, серая одежда следственного изолятора была слишком ему мала. Еще одна деталь, которая заставила их почувствовать себя плохо. Но хуже всего были наручники. Он прекрасно знал правила, и надевать их на Теодора было явным перебором.

— Зачем вы надели на него наручники?

Один конвоир повернулся к другому.

— Ты понял, что он сказал?

Второй покачал головой.

— Наручники. Зачем они? Он же не убийца.

— Ну, этого мы еще не знаем, не так ли?

— Дорогой, они только делают, что им сказали. — Соня положила руку ему на колено, чтобы он остался сидеть. — Будет только хуже.

— Сообразительная дамочка, — сказал первый и снял с Теодора наручники.

— И аппетитная, — тихо сказал другой.

Фабиан услышал и понял каждое их слово, но так как Соня, казалось, ничего не поняла, он послушался ее совета и позволил ухмыляющимся охранникам покинуть комнату для посетителей.

Теодор сел напротив них, он смотрел на стол. Фабиану захотелось встать, подойти и обнять его. Показать, как сильно он его любит, приободрить и вселить уверенность в том, что все будет хорошо. Но он остался сидеть, боясь нарушить тишину.

— Привет, Теодор, — наконец сказала Соня, наклоняясь вперед. — Как ты? — Она ждала ответа, но его не последовало. — Теодор, дело не в том, что я не понимаю, как тебе сейчас плохо и как вся эта ситуация кажется безумно несправедливой. Мне просто нужно самой осознать, как я все это ощущаю. Как мне больно оттого, что ты заперт в этом месте с охранниками, которые надевают на тебя наручники потому, что ты должен встретиться с нами. Для тебя, конечно, все это намного хуже. Но почему бы тебе все же не поделиться со мной? Как прошла ночь? Получилось ли поспать? — Она подождала, но никакой реакции не последовало.

— То, как они обращаются с тобой, с нами, в целом ведут себя во всей этой ситуации, просто ужасно, — сказал Фабиан. — Но мы сможем пережить все это. Я тебе обещаю. Я позабочусь о том, чтобы ты получил самого лучшего адвоката, и мы сделаем все возможное, чтобы ты вернулся домой как можно скорее. Ты слышишь? Что бы ни случилось, мы всегда будем рядом.