Вечером очень болела кожа. Перепад температур и давления, который произошел за время пути и недолгая прогулка оказались слишком большим для неё испытанием. Тёплая ванна не помогла. Мастер Райяк не хотел, чтобы новый сотрудник касался его в первый же день, и пытался обработать себя обезболивающим раствором сам, но во время очередного приступа выронил губку, чуть не упал сам…

Засыпая, он был ещё в объятиях уходящей боли, небольшой масляный светильник пускал разноцветные блики через витражный абажур и на потолок, вверх… рядом был баллон с кислородом, закреплённый на нём респиратор − на случай кошмаров.

Здесь же, не далеко − аппарат для очистки ликры, с иголками вместо клапанов − у тойи не было привычных для механоидов анатомических средств очистки. Только иглы, лишь боль. Паренёк тихонько напевал северные колыбельные песни, голос у него был ясный, и в нём жила память о полярных сияниях…

Через несколько недель, осень уже вступала в свои права. Утром, когда мастер Райяк вышел из лома, в городе было тихо.

Механоиды и механизмы уже были узнаваемы для тойи. С лавочниками, почтальонами, ближайшими соседями он свёл первые знакомства. Развешивались ярлыки, заполнялись картотечные данные.

Выйдя из дома в половину десятого, мастер Райяе отдал знак приветствия хозяйке лавки сладостей на первом этаже дома, в котором он жил, и передал привет её супругу − механику ликрового снабжения этого квартала. Помогавший ей в лавке паренёк, воспитанник работного дома шестой ступени, был сыном хозяйки лавки ароматных свечей, что была тремя кварталами дальше, и клерка, оформлявшего заказы на привозной чай: это было очевидно из цвета кожи мальчика, разреза его глаз и механики локтевого сустава.

Его родители были в браке но не друг с другом. Вся эта информация, ставшая очевидная мастеру Райяку даже без сознательных усилий с его стороны, не интересовала тойю. Он хорошо видел в других историю их появления на свет, и власть, которую давало ему это знание, уже давно наскучила ему.

В десять утра, предварительно отпустив своего сотрудника по личным делам, мастер Райяк сел на лавочку на одной из отдалённых от центра, маленьких уютных площадей внутри квартала. Посреди мощёного круга находилось механическое дерево с цветными фонариками на ветвях. Дома были пусты − все их обитатели сейчас находились на сменах в оранжерее. Ждать тойе пришлось недолго.

− Я рад знать, что вы в добром здравии, − тихо произнёс севший рядом с ним мужчина, − и надеюсь, что вы будете аккуратнее впредь.

Тойя прищурился, словно свет начал резать ему глаза. Он отогнал воспоминания о пожаре. Ответил, но вышло глухо, хрипло:

− Я сделал в ту ночь то, что должен был делать.

− Я говорил о вашей недавней прогулке − не стоит вам так баловать себя и гулять слишком долго: назначение на наркотические обезболивающие средства отныне закрыто. Теперь вы должны быть предельно аккуратны и внимательны к себе. Думать о своём будущем ребёнке.

Мастер Райяк болезненно поморщился:

− Зачем вы говорите это, ведь вам не интересны детали моей работы. Вы полагаете, что я не боюсь вас? − он посмотрел на своего собеседника, не тая влаги в уголках глаз, − вы наводите на меня ужас.

Сидящий рядом с ним мужчина ухмыльнулся, и передал ему запечатанный пакет. Тойя взял его. Руки, как и в первый раз, как и каждый раз, дрожали. Он распечатал конверт и пробежался глазами по записке:

− Вы хотите, чтобы я предал вам на смерть Линн.

− Одна жизнь каждый раз − таков был наш уговор.

− Но в случае её смерти, Оранжереи остановятся…

Сидящий рядом с ним мужчина отдал знак пренебрежения:

− Это маловероятно.

Тойя опустил голову со вздохом горечи. Его собеседник, тем временем, продолжил:

− Скажите, вы задумывались о том, какая мудрая и ёмкая вещь − ликра? Её тайны − это тайны самой жизни… можно легко подумать, что она, механическая близняшка крови − лишь жидкость, созданная для того, чтобы переносить питательные вещества в механику, и хранящая память о геноме, но это не так. Ликра течёт во всём, в чём есть жизнь, в чём может зародиться душа − она бежит по венам городов, стволам деревьев, она в големах. Вы умрёте, если будете жить один − сгинете, как только ликра станет слишком грязной. Для жизни вам нужен кто-то ещё − ещё хотя бы одно живое существо, и тогда вы сможете чистить ликру и так сохранять своё существование. Ликра − это единство. Соединяясь ликровыми венами, большинство механоидов могут обмениваться информацией: заключать сделки, разговаривать… ликра − это общение, ликра − это прогресс. Мы едим ликровое молоко − секрет механических сердец и балуем себя продуктами его переработки − такими, как творог или табак, чай. Но обычно механоиды едят больше, чем производят, значит должен быть кто-то, кто производит больше, чем ест. Такие, как госпожа Линн. Вы испытываете к ней сыновья чувства, мастер Райяк? Ведь её волосы взращивают все эти зёрна в оранжереях, а вы, тойя, так близки к зёрнам. Они тоже − некое соединение органики и ликры, которые не являются механикой, но которые могут передать дальше через себя жизнь. Заметьте, в вас, как и во мне, нет ни одной цельномеханической части. Посмотрите на моё запястье − на нём так же, как и у вас, нет ликрового клапана. Но в вас течёт ликра − она одна, ни единой капли крови, и ваши руки − это жизнь, господин Райяк. Нечто, чего я лишен.

Тойя опустил голову, вертя пальцами шляпу. Он смотрел на руки сидящего рядом с ним существа. Раньше он никогда не замечал, что его запястья созданы из сплошной органики. Это было уродством, хотя таковым и не выглядело. Этим рукам это, скорее шло. Собеседники некоторое время прибывали в тишине. Потом мастер Райяк обронил:

− Вы одеты по последней моде, − помолчав немного, он объяснился, − мне отчего-то всегда казалось, что вы должны быть одеты старомодно. Как несколько поколений назад. Не знаю, почему я так думал, − он усмехнулся, − каждый раз удивляюсь, что одежда у вас современная. Скажите снова, − нервно продолжил он, − сейчас я хочу слышать это − зачем я вам нужен? Неужели я и правда − нужен вам? Всё… что мы делаем − скажите, это нужно?

− Есть души в пограничных состояниях, господин Райяк. Они могут достигнуть своего пика и отдаться мне, или нет − прожить до старости и умереть своей смертью. Последний вариант не нравится мне, ведь мир растёт, его нужно питать силой камней, что в сердцах городов. Иначе, не хватит ни мощности на расширения, ни силы для секреции ликрового молока. Камни, как вы знаете, берутся из душ лучших механоидов. Тех, кто обличён даром. Я забираю их на самом пике, и вы нужны мне чтобы приводить моих жертв в нужное мне состояние. Вы − раздражитель, катализатор, вы, господин Райяк − ходячий эквивалент вызова. Глядя на вас они все вынуждены спросить себя − что они такое? И… ответить. Впрочем, конечно, я могу подобрать вам замену. Скажите мне, − улыбнулся его собеседник, − вы верите, что я существую?