И испугалась собственной смелости, сжалась, прикрывая собойнедвижимую Урсулу, ожидая, что сейчас раздвинутся стены и оттуда вырветсяадская сила, оскорбленная тем, что кто-то присвоил ее имя. Не ожидая толькошепота, исполненного последнего отчаяния:

– Боже! Боже, сжалься надо мною!

В тот же миг Урсула шевельнулась. Не раздумывая, Маринаопустила тело, в которое возвращалась жизнь, на пол и отступила в узкую, какгроб, нишу в стене. Марина надеялась, что Урсула ее не заметит, и можно будетбез помех подслушать ее разговор с… С кем угодно, только не с призраком – ведьпризраки не поминают имя господа всуе!

Старая женщина приподняла голову, попыталась сесть, ноохнула, схватилась за голову.

– Урсула? – оживился голос. – Урсула, отзовись!

– Тише, тише, моя девочка, – произнесла дама. – Успокойся, яздесь.

– Слава богу! – Неведомая обитательница стены едва неплакала от облегчения. – Здесь кто-то был, кто-то говорил со мной…

– Говорил? – Урсула так и подскочила. – О господи,Гвендолин! Как ты могла быть такой неосторожной? Ты выдала нас!

– Я услышала шаги, потом грохот… Его услышал даже Алан ибросился наутек.

– Ну да, я упала, – недовольно призналась Урсула, – ипроклятый фонарь разбился. Мне почудилось, что кто-то схватил меня сзади заплатье. Я чуть не умерла от страха! Значит, кто-то здесь был?

– Это была она! – выкрикнула женщина из-за стены.

– О нет, только не это… – пробормотала Урсула, и бледное еелицо еще больше побледнело.

– Она назвалась леди Элинор! – возбужденно вскричала еесобеседница.

– А голос? Ты узнала голос?

– Нет, я слышала его впервые.

– Спасибо и на том, – прошептала Урсула. – Может, все еще иобойдется. Но ради всего святого, Гвен, ради Алана, будь осторожнее! Ведь еслитолько заподозрят, что я здесь бываю, они прикончат и меня, и тебя. Ты живапотому, что молчишь.

– Я знаю, знаю, – всхлипнула Гвен. – Он так и сказал мнесегодня.

– Он приходил сегодня? – со свистом выдохнула Урсула. – И… иопять?

– Опять! – сдавленно выкрикнула Гвен. – Он истерзал менятак, что я едва смогла сползти с постели. А он смеялся и просил меня продолжатьхранить тайну, потому что он еще не насладился мною вполне. Я лежала перед ним,вся избитая, истерзанная, и молилась, чтобы появилась его любовница…

– Помилуй бог! – жалобно выкрикнула Урсула, и Марина поняла,что старая дама тоже плачет. – Она убила бы тебя на месте!

– Но сначала убила бы его! – яростно, страстно, без слезвыкрикнула Гвендолин. – Я бы успела увидеть это и была бы вознаграждена за все!

– Ты забыла про Алана, – устало проговорила Урсула, вытираяслезы.

– Ему было бы только лучше, если бы я умерла. Тогда бы никтони о чем не узнал.

– Вспомни, кто его отец, Гвендолин! Вспомни, кто надел тебена палец венчальное кольцо! – Урсула пылко рванулась вперед и всем теломприникла к стене.

– Кольцо у меня отняли, – раздался голос-стон.

– Алан не должен вырасти, так и не узнав об отце, так и неполучив…

Но тут из-за стены донесся тихий крик, исполненный такогоотчаяния, что у Марины волосы встали дыбом, а Урсула замерла, ломая руки.

– Нет! О, смилуйся надо мной! – вскричала Гвен. А вслед затем послышались звук удара и негромкий смех – смех мужчины, уверенного в своейвласти.

Урсула ринулась бежать по галерее еще быстрее, чем бежаласюда. Марина готова была последовать за ней, но, чтобы не быть обнаруженной,вынуждена была выждать несколько минут. Самых тяжелых минут! Она сгорбилась,зажала руками уши, но все равно слышала безнадежный плач пленницы и тяжелоедыхание разъяренного похотью мужчины, его удовлетворенные хриплые стоны.

Марина не помнила, как миновала галерею, как спустилась полестнице. Ноги подгибались, а руки дрожали.

Она тащилась по коридору, не понимая, куда идет. СтоныГвендолин, которую зверски насиловал – в том не было сомнений! – какой-тонегодяй, звучали в ушах и разрывали сердце.

Кто она, та несчастная? Кто ее враги? Почему одна Урсулапроявляет к ней участие, хотя и не может ничем помочь? Сколько вопросов,которых некому задать! Да и опасно спрашивать. «Ты жива, потому что молчишь», –сказала Урсула. И слова: «Если только заподозрят, что я здесь бываю, ониприкончат и меня, и тебя! – относятся ко всякому, кто прознает о Гвен. В томчисле – к „русской кузине“ хозяина…

Марина вздрогнула. Тьму коридора прорезала полоска света.Дверь Десмонда! Значит, он все-таки вернулся.

Марина прокралась к приоткрытой двери и замерла. Постучать?Рассказать Десмонду обо всем, что слышала. Он небось и не знает, какиезлодейства творятся в замке.

Проклиная себя за любопытство, Марина озирала комнату.Роскошное убранство, запах… совсем не женский. У нее вдруг забилось сердце: такпахло тело Десмонда, когда они…

Проклятие! Задрожав от злости на себя, она задела дверь, таприотворилась еще шире. Марина облилась холодным потом, ожидая изумленного илипрезрительного окрика, надменного взгляда, неловкости, замешательства – чегоугодно, но не тишины. Постель не разобрана. Посреди комнаты стоят два баула –знак того, что хозяин вернулся. Но комната пуста…

Прижав руку к сердцу, которое готово было выпрыгнуть изгруди, Марина добрела до своей комнаты – дверь она, оказывается, оставилаприотворенной, – заперлась и рухнула на постель. Натянула на себя одеяло,закрыла голову подушкой. Вопросы, к которым добавилось еще два: где Десмонд? скем он? – кружили вокруг, как стая хищных птиц, не давая покоя. Но Маринаупорно гнала их. Наконец поплыла на нее спасительная сизая мгла, заслоняя страшныеночные видения, заглушая голоса и стоны… И вдруг Марина резко села, уставившисьв темноту.

Гвендолин… ведь так звали возлюбленную покойного лордаАлистера, которая ушла в монастырь!

* * *

Утром Глэдис опять ее насилу добудилась, однако не выказала нималейшего неудовольствия. Сунула дрова в камин, опрокинула кувшины в ванну,принесла завтрак. Марина еще не успела глаза продрать, как оказалась сидящей впостели с подоткнутой за спину подушкой и с подносом в руках, а Глэдис ужелетела к дверям.

– Погоди-ка!

– Что прикажете, мисс? – спросила девушка нехотя, приседая.