– Как же он хотел сбежать?

– У него был кухонный нож. – Дэвид смотрит на бутерброд с колбасой, на поцарапанный поднос, на мелкие трещинки в пластмассе, разбегающиеся во все стороны. – Он приставил нож мне к горлу и хотел выйти, используя меня как заложника.

Шона, лишившись дара речи, смотрит на него.

– Он поклялся мне, что все будет хорошо. Самое безумное то, что я ему поверил. Он скорее убил бы себя, чем допустил, чтобы со мной что-то случилось. В общем, ситуация полностью вышла из-под контроля. Чистое сумасшествие. Я просто испугался. Сама мысль о том, что он натворит, выйдя наружу… – Дэвид вздыхает. Его глаза остекленели, взгляд обращен внутрь. – На первом же пункте охраны я вырвался и позвал на помощь. Габриэль такого не ожидал. Потребовалось пять санитаров, чтобы запихнуть его в смирительную рубашку. Он не проронил ни слова, только отчаянно сопротивлялся. Если бы он хоть кричал… А когда они его скрутили, пришлось делать ему укол…

– О господи… – бормочет Шона.

Дэвид проводит кончиком пальца по трещинке в подносе и умолкает. Взгляд Габриэля навсегда запечатлелся в его памяти. Голубые глаза – как у отца. Бездонное озеро – и неведомо, что скрывается в его глубинах. В тех глазах не было упрека, не было злости, не было даже печали. Этим взглядом Габриэль прощался с братом. Укол подействовал через пару секунд, и озеро затянули водоросли, глаза потускнели.

– Твой брат, похоже, настоящий псих, – тихо говорит Шона.

Дэвид, кивнув, кривит губы, пытаясь улыбнуться.

– Он всегда считал себя Люком.

– Кем?

– Люком. Скайуокером.

– Из «Звездных войн»?

Дэвид кивает.

– Мы очень любили эти фильмы, особенно первый. Вся комната была обклеена постерами.

– У него шизофрения? Поэтому он лечился?

– Психиатр в «Конрадсхее» говорил о более или менее сильно выраженных шизоидных эпизодах и мании преследования. Когда начинался приступ, его накачивали галоперидолом, это сильный нейролептик. Тогда Габриэль становился похожим на робота и некоторое время вел себя спокойно. – Он пожимает плечами. – Правда, иногда у меня складывалось впечатление, что он притворяется, просто чтобы его не трогали.

Шона перехватила печальный взгляд Дэвида.

– Ну что тут скажешь… Твой брат был в хорошей компании, ведь миллионы детей хотели быть Люком.

– Но проблема в том, что ведет он себя не как Люк, а как Энакин Скайуокер.

Шона чувствует, как мурашки побежали по коже. Встряхнувшись, она отводит взгляд.

– А что сейчас? Эти приступы продолжаются?

Дэвид шумно вздыхает.

– Понимаешь, у меня складывается впечатление, что у него прямо сейчас обострение. – Он опускает взгляд на столешницу.

Где-то неподалеку слышится приглушенный звон телефона.

– Это твой? – спрашивает Дэвид.

Шона качает головой, оглядываясь.

– По-моему, – тихо говорит она, – телефон звонит в конверте.

Дэвид удивленно смотрит на коричневый пакет с красными каракулями, вибрирующий в такт звонку.

Местоположение неизвестно, 2 сентября

В начале Лиз слышит какой-то звук, доносящийся точно издалека, с той стороны этих затянутых ватой небес. Кто-то поворачивает ключ в замке. И стены – стены, которые она не видит, не может увидеть, – вдруг начинают двигаться, приближаются, пытаются поймать этот звук в ловушку, запереть в этой крошечной комнатке, ее комнатке в больнице. «Я сплю, – думает она. – Никто не станет запирать комнату в больнице». Слышится шуршание, потом кто-то входит в палату. Лиз хочет открыть глаза, но это так же сложно, как и в прошлый раз. «Ну, еще минуточку, – думает Лиз. – Еще немножечко отдохну».

Она чувствует, как кто-то подходит к кровати. «Пусть это будет Габриэль, ну пожалуйста!» Кто-то приподнимает покрывало, прохладный влажный воздух касается ее тела.

«Врач», – разочарованно думает Лиз.

Ей не хочется открывать глаза. И все же она знает, что нужно это сделать. Только если она будет в сознании, когда врач осматривает ее, ей удастся избавиться от трубки в горле. Только если у врача сложится впечатление, что она пошла на поправку, он выпишет ее из больницы.

Лиз открывает глаза, и вновь все кажется ей невероятно ярким. Медсестра отошла к стене, она почему-то очень напряжена. Справа у кровати стоит высокий худощавый мужчина в белом халате.

Лиз смотрит на его лицо – и ее охватывает ужас.

На мгновение она думает, что очутилась в пространстве кошмара – или ее сознание затуманивают какие-то препараты. Врач улыбается. Ему лет пятьдесят, но его лицо выглядит безукоризненно, лицо ангела, почти нет морщин, и даже они не портят его красоту, не мешают ему выглядеть моложаво. Перед ней стоит мужчина с ликом греческого полубога – если бы не вторая половина его лица.

Эта вторая, правая половина лица выглядит так, будто с нее содрали кожу, потом приложили обратно и заштопали на скорую руку, оставив уродливые шрамы. Глаз немного опущен вниз, на нем нет ресниц, нет одной брови, и от этого взгляд кажется холодным и жестоким. Врач смотрит на ее живот.

Лиз вдруг понимает, что совершенно беззащитна перед ним. Ей хочется вскочить, бежать, но не хватило бы сил даже на то, чтобы подняться.

«Соберись, дура! Этот мужчина – твой врач, и он не виноват в том, как выглядит!»

Врач улыбается, не сводя взгляда с ее живота. Правой рукой он приподнимает край тонкого больничного халата и задирает его до груди, так что Лиз теперь обнажена.

Когда он выпускает халат, его пальцы издают странное поскрипывание, и Лиз замирает. Это не рука из плоти и крови. Это протез. В ужасе она смотрит на гладкую искусственную руку, выскальзывающую из-под края халата. И вдруг все кусочки головоломки становятся на свои места.

«Металлическая рука!»

Перед ней стоит тот самый мужчина из парка. Ухмылка вспарывает изуродованную часть лица, превращая ее в ужасную маску. Левая, здоровая рука скользит по внутренней стороне бедра Лиз. Медсестра закрывает глаза, прижимаясь к стене. Указательный палец мужчины касается лобковых волос Лиз и проводит по ее животу невидимую прямую линию к точке между сосков.

Лиз начинает бить дрожь.

– Поздравляю, Лиз, – ледяным тоном произносит мужчина. Голос у него не звонкий, но и не глухой. – Мы отпразднуем потом, в один очень-очень особенный день. Но вначале мне нужно дозвониться до нашего гостя. – Его ухмылка сменяется мечтательной улыбкой. – Он должен взять трубку. Ты даже представить не можешь, как долго я этого ждал. И как мне не терпится узнать, что же он скажет.

Грудь мужчины поднимается и опускается, он явно возбужден. Его дыхание касается обнаженного живота Лиз. Женщине хочется отодвинуться, чтобы не ощущать этого, но она не контролирует свое тело. «Гостя? – в отчаянии думает она. – Какого еще гостя?»