– В самом деле? – недоверчиво спросила Пикси Правды.

– Точно тебе говорю.

И Пикси Правды полезла за мной в туннель. Мы уползали на четвереньках всё дальше в темноту. Свет, долетавший с поверхности, в конце концов померк, и нас поглотил мрак. В туннеле было очень тесно, но я довольно быстро приноровилась ползти на локтях.

Вскоре мы обнаружили, что туннель раздваивается. Мы могли повернуть направо или налево. Определив на ощупь, что левый туннель чуть шире правого, мы выбрали его.

– Тут у нас меньше шансов быть погребёнными заживо, – бодро заметила Пикси Правды.

Затем нам встретилась ещё одна развилка. И мы повернули направо. А потом налево. Потом оказались на перекрёстке и поползли прямо. Затем снова налево. И снова направо.

Пикси Правды тяжело вздохнула.

– Полагаю, мы заблудились. А значит, скорее всего, умрём в этих туннелях.

– Ну пожалуйста, – взмолилась я, – тебе обязательно об этом говорить?

– Это же правда, – отозвалась Пикси Правды. Она пожала бы плечами, будь в туннеле больше места.

– Но ведь ты можешь промолчать. Если ты молчишь, то не врёшь, а просто ничего не говоришь.

– Я всегда болтаю, когда нервничаю. Это напоминает мне о том, что я жива.

Такой темноты, какая царила в туннелях, я ещё не встречала. Люди думают, что в печных трубах темно, но это не так. Свет проникает в дымоходы снизу и сверху, и если просидеть там достаточно времени, начинаешь различать предметы. Например, если поднесёшь руки к лицу, увидишь пальцы. Но в этих туннелях я не видела абсолютно ничего.

– Каково это? – спросила Пикси Правды откуда-то сзади. – Жить с Отцом Рождество.

– Ну, я стараюсь найти своё место в Эльфхельме и… – начала было я, но пикси меня перебила.

– Да при чём тут Эльфхельм? Расскажи мне про Отца Рождество. Чем он занимается, когда приходит домой?

– Ну… – я задумалась. – Он ест. Много ест. И готовит.

– А он поёт? – жадно поинтересовалась Пикси Правды.

– Да, иногда поёт.

– А что поёт?

– Рождественские песни.

– Как предсказуемо… и всё равно очаровательно… А обо мне он когда-нибудь говорит?

На моей памяти такого не случалось, но, в отличие от Пикси Правды, я могла позволить себе капельку дипломатичности.

– Не знаю… Говорит, конечно. Уверена, он часто о тебе думает.

– А что он говорит? – не унималась Пикси Правды.

– Ну, что-то вроде «Мне очень нравится Пикси Правды. Пикси Правды замечательная. Хо-хо-хо».

– «Хо-хо-хо»? – с сомнением в голосе повторила пикси. – Зачем он говорит «Хо-хо-хо»?

– Да он всегда это говорит. Он же так смеётся. Все смеются «ха-ха-ха» да «хи-хи-хи». А Отец Рождество – «хо-хо-хо». У него такой округлый смех.

– То есть он смеётся надо мной, – заключила Пикси Правды.

– Нет, он смеётся, когда счастлив. То есть почти всё время.

– Какой же он чудик, – мечтательно вздохнула Пикси Правды. – Большой, круглый, смеющийся, невероятно очаровательный, пахнущий пряниками чудик.

Мы всё ползли, и ползли, и ползли. Прошёл час – а может, и больше, трудно сказать, – и туннель стал медленно расширяться, а мрак рассеиваться. Причиной тому были светящиеся червячки – очевидно, волшебные, поскольку светились они жёлтым, зелёным и полночно-синим.

– Цветные червяки, – сказала Пикси Правды. – Странно.

– Что тут странного?

– Цветные червяки не живут под землёй. Это древесные черви. Их можно найти на деревьях и в книгах, что, по сути, одно и то же. Моя тётушка говорила, что книги – это всего лишь деревья, которым снится сон. Она была Пикси Мечты, а не Пикси Правды. Пикси Мечты не врут, как Пикси Лжи, они придумывают самые дивные объяснения, которые только можно представить. Например, когда я спрашивала тётю, почему луна одна на небе, она отвечала, что луна поссорилась с солнцем и теперь очень грустит, буквально тает от тоски. И если ты смотришь на небо и видишь там месяц, значит, луна в глубокой печали, а если её там нет, значит, она совсем закручинилась. И про снег тётушка говорила, что он падает с луны, потому что луна шелушится. Но суть в том, что цветные червяки не живут под землёй. Для них это противоестественно.

– Как же они сюда попали? – Задав вопрос, я уже поняла, что знаю ответ. И Пикси Правды торопливо зашептала, повторяя мои мысли:

– Кто-то принёс их сюда, чтобы освещать туннели.

– Но кто?

– Тот, кто прорыл эти норы.

Мы добрались до очередной развилки. Нам снова нужно было выбрать из двух туннелей.

– Пойдём туда, где светлее, – предложила я. – И смотри, этот туннель просторнее.

– Нетушки, – заупрямилась Пикси Правды. – Там-то и сидят те, кто его вырыл.

– Именно! Вот почему мы должны пойти туда. Надо узнать, кто и зачем это сделал. Наша история там. До неё рукой подать. Так что пошли.

Пикси Правды неохотно последовала за мной, стараясь случайно не раздавить червячков, которые освещали нам дорогу. Благодаря им я сумела разглядеть на полу туннеля отпечаток чьей-то ноги. Хотя нет, не ноги. Это был отпечаток лапы. Я замерла и уставилась на него. Это определённо была лапа – круглая, с четырьмя короткими пальцами. И рядом с первым был ещё один, точно такой же отпечаток.

Пикси Правды протиснулась рядом со мной и внимательно посмотрела на след. Потом ткнула пальцем вперёд. Там тоже виднелись отпечатки лап.

– О-оу, – сказала она. – Это кролики.

– Кролики? Из Страны нор и холмов?

– Да. Но до неё двести миль. Не могли же мы проползти двести миль по этим туннелям?

– Нет, скорее кролики пришли сюда из Страны нор и холмов, а потом прорыли эти туннели в Лесистых холмах.

– Да, это вероятнее, – согласилась Пикси Правды. – И, скорее всего, эти норы не единственные. Вопрос в том, для чего они нужны? Может, в них скрывается страшный ужас, и кролики хотят выпустить его на свободу? Или это туннели-ловушки, и мы скоро станем чьим-то завтраком?

– Ты не могла бы мыслить более позитивно? – тоскливо попросила я.

– Я Пикси Правды, – напомнила Пикси Правды. – И не могу прятать голову в землю, пока по ней скачут кролики. Во всяком случае, пока… – Она вдруг замолчала. В радужном сиянии ползавших по стенам червяков мне было видно, как Пикси Правды сосредоточенно хмурится. Кончики заострённых ушей настороженно дёрнулись.