Но он не мог не признать, что присутствие рядом с султаном Хуррем позволяло ему самому в это время навещать Мухсине. За это визирь был готов прощать Хасеки, если только та будет ограничиваться персидской поэзией и рождением детей.

Вернувшись в комнату, Ибрагим тут же обругал себя за промедление, потому что застал необычную картину. Франжипани сидел на полу… босым, а его порванный сапог валялся рядом.

Сулейман рассмеялся, кивая на посланника:

– Ибрагим-паша, распорядитесь, чтобы синьору Франжипани немедленно подобрали новую обувь и получше, свою он не пожалел, чтобы доставить нам письмо французского короля…

Умница Ибрагим сообразил все мгновенно: письмо было в подошве Франжипани, потому у него ничего и не нашли перед приходом во дворец. Что за послание, неужели еще одно от пленного короля? Но это нелепо – не получив ответа на одно, отправлять второе. Ибрагим не видел никакого смысла заступаться за французского короля, да и как это сделать, не отправлять же турецкий флот к берегам Испании за пленным королем?

Сулейман читал послание короля сам, безо всяких помощников, постарался, чтобы на лице не отразилось ничего, кивнул Франжипани:

– Мы подумаем над просьбой, которую получили, и дадим вам ответ. Великий визирь Ибрагим-паша известит вас об этом.

Переводить пришлось Хуррем. Сулейман с удовольствием слушал звенящий голосок своей возлюбленной. Судя по реакции Франжипани, Хасеки Султан справилась, Франжипани удалился, держа в руках свои сапоги, Ибрагим знаками пытался объяснить бедолаге, что сейчас принесут новые.

Когда, проводив посланца французского короля до двери, Ибрагим вернулся обратно, Сулейман задумчиво покусывал губу:

– Французский король просит о помощи. Он в плену у императора Карла. Почему итальянец твердит, что это второе письмо? Куда делось первое? Я вовсе не желаю, чтобы оно попало в руки моих врагов.

– Повелитель, первое письмо посланники французского короля везли через Боснию, где были попросту ограблены и перебиты. Вот перстень короля Франциска, который был приложен к письму. Как вы можете помочь французскому королю, сидящему в тюрьме в Испании?

– Франжипани привез послание и просьбу отвлечь силы Карла, напав на Венгрию. Франция предлагает нам союз против Карла.

– Но союз с тем, кто сам в плену? Что он может?

Больше всего Ибрагиму не нравилось не само обсуждение, а то, что в комнате до сих пор находилась Хуррем, блестевшая из прорези яшмака зелеными глазами. Обсуждать политические вопросы в присутствии женщины?.. Да еще и вопросы возможного союза и направления будущего нападения…

Самого Сулеймана это, казалось, не беспокоит совсем. Но, кажется, это не так, султан вдруг повернулся к своей Хасеки:

– Что-нибудь поняла?

Та кивнула:

– Да, Повелитель.

– Что?

Зеленые глаза сверкнули.

– Когда среди твоих врагов нет единства, напасть на них выгодней всего.

Мужчины несколько мгновений изумленно смотрели на закутанную в ткань Хуррем, потом Сулейман усмехнулся:

– Вот так!

Можно было не объяснять, что «так», Ибрагим и сам подумал, что не всякий из пашей, заседавших в Диване, смог бы вот так точно схватить и выразить суть дела. Оба подумали: «Вот это женщина!», но у каждого смысл восклицания был свой. Сулейман восхищался умом возлюбленной, а Ибрагим сожалел, что с такой женщиной ему придется враждовать. Надежды объединить усилия уже не было, визирь бесповоротно выбрал поддержку ее соперницы Махидевран, вернее, не самой Махидевран, а ее сына – шех-заде Мустафы.

Эта неожиданная беседа показала Сулейману, что он вполне может привлечь Хасеки к некоторым своим делам, во всяком случае, дипломатическим, а Ибрагиму, что соперница сильна и держит султана вовсе не только своей женской привлекательностью. Каждый сделал вывод.

А что касается Франжипани и привезенного им письма, то султан Сулейман ответил высокопарным посланием, по-восточному велеречивым, сплошь завуалированным и полным высокомерной благосклонности.

Ответил и объявил подготовку к новому походу.

К тому времени, когда Жан Франжипани с достойными подарками и ответом султана Сулеймана вернулся в Париж, король Франции уже вовсю решал для себя вопрос, какую из своих фавориток – госпожу Монтеспан или очаровательную Жанну де Писле – больше желает. Хорошо бы затащить в постель обеих, но дамы капризничали…

Договор с императором Карлом? Кто же собирается его выполнять, если он подписан под давлением? Двое сыновей в плену вместо отца? Ничего, посидят, им полезно, а то, что сидят вовсе не в королевских условиях, потому что отец обманщик… Платить король отказался, надеясь, что все как-то само собой разрешится, да и денег у него не было…

Оставалась еще сестра Карла Элеонора, влюбчивая особа, которой Франциск морочил голову в Мадриде исключительно от безделья и отсутствия других кандидатур, а еще ради своего освобождения… Но женитьба… это так скучно… Где гарантия того, что Элеонора окажется столь же терпимой к королевским амурным шалостям, какой была первая супруга Клод Французская по прозвищу Кроткая?

Клод принесла ему трон, а Элеонора помогла вытащить из тюрьмы? Ну и что, на то они и женщины, чтобы делать все для Франциска, он привык от женщин только получать, даря лишь свою благосклонность и готовность к любви. Желательно, чтобы любовь была не с одной.

Нет, Франциск вовсе не завидовал турецкому султану, у которого в минуту отчаянья попросил помощи, конечно, у султана много красавиц в его распоряжении, но что такое женщина, которая покорна и не умеет кокетничать?

Он и от достигнутой договоренности с султаном Сулейманом отказался, но мать Луиза Савойская быстро убедила в том, что Османская империя единственный сильный союзник Франции в столь трудную минуту, на остальных либо нельзя полагаться, либо не стоит рассчитывать по причине их собственной слабости.

Возмущенный Карл, узнав о переписке Франциска с Сулейманом, со свойственным ему чувством юмора назвал этот союз «Союзом Лилии и Полумесяца». Укор императора в непорядочности выбора союзников подкреплялся укором в непорядочности по отношению к обманутой Элеоноре.

На защиту несчастной влюбленной встали все дамы, совсем недавно заступавшиеся за Франциска. Пришлось обещать жениться… потом… немного позже… Франциску удалось протянуть четыре года, дольше отсрочить брак не позволили. Бедная Элеонора не раз пожалела, что связалась с любвеобильным Франциском и вынудила брата потребовать у пленника обязательства жениться.

Султан Сулейман прекрасно понимал, что играет в Европе всего лишь роль противовеса, что воюющие стороны готовы заключить с ним союз только ради усиления собственных позиций. Сам он отводил себе иную роль, считая возможным помериться силами с самим Карлом. Потому просьба напасть на Венгрию, на которую претендовал и младший брат императора Карла Фридрих Габсбург, кстати, будущий император Великой Римской империи, пришлась в Стамбуле весьма кстати, она максимально отвечала чаяньям самого Сулеймана.