- Могло быть и хуже, - пожимает тот плечами, косясь на меня. – Расскажешь кто тебя так, и где Таисия?

- Наш вездесущий дядюшка. И мне урок преподнёс, и Таисию забрал, - на последнем слове печёт в груди, и я точно знаю, что это не из-за отбитых рёбер. – Мне бы мой телефон с друзьями связаться.

- Кончился твой телефон. Погиб смертью храбрых в неравной схватке. Пробовал зарядить, но он не подаёт признаки жизни. Могу вставить симку в другой, если поможет, - Ваня достаёт свой аппарат и отщёлкивает заднюю стенку, меняя свою сим-карту на мою.

   Мне нужно только набрать Эда или Паху, попросить одного из них прилететь, а другого разузнать информацию о Звёздной. Жду, пока Алексей покинет палату, и набираю Мерца, в надежде не отвечать на кучу нудных вопросов. Эд обходится двумя – где? и насколько всё плохо? На просьбу узнать о Тае немного притормаживает, но всё же обещает напрячь товарища.

   Друг прилетает к вечеру и сразу едет в больницу, куда меня пристроил Лёшик, как пострадавшего от перекрытия крыши на дачном участке. Оступился, упал, очнулся, гипс. Эд не сдерживается от свиста, увидев мою персону, обмотанную бинтами с синюшным отёком на половину лица, дёргает уголками рта и садится на стул, придвинув его к кровати.

- Теперь с подробностями и с описанием личностей, - подаётся вперёд, упираясь локтями о колени.

  Рассказываю о встрече с Борисом и его мальчиками, о реакции Таисии на мой обман, о боли, что рвёт мня изнутри. Обида на мышу прошла под влиянием обезболивающих, а распирающая безнадёжность осталась. Не представляю своей жизни без неё и, как дурак, надеюсь всё исправить. Прощают же и большее. Правда?

- Стас, вот скажи мне, зачем тебе этот геморрой? Отделался ушибами и переломами, и слава богу. Забудь. Переживёшь, отряхнёшься и найдёшь новую мышку, лучше прежней и менее проблемную, - отчитывает он после моего нытья о разбитом сердце.

- Сам отряхнулся? – зло цежу. – Много нашёл заменителей Насти?

   Эд молчит, и в его глазах проступает тоска. Уверен, он сожалеет обо всём, что натворил, и о том, что спустил ситуацию на самотёк вместо того, чтобы найти объясниться и постараться исправить.

   Через два дня мы уезжаем, наведавшись перед этим в отель и ветеринарную клинику. Лаки лежит у меня на коленях, нервничая и испуганно смотря в окно. Для него начинается новая жизнь, сытая и тёплая, для меня появляется реальный шанс достучаться до Таи с помощью щенка. Если её сердце зачерствело для меня, то обязательно откроется для пушистого комка.

Таисия

   Сказать, что больно – ничего не сказать. От лжи Стаса хуже, чем от предательства дяди. Сердце истекает кровью, а внутренности рвёт в лохмотья. Наверное, я какая-то ущербная, раз единственный родной человек предпочёл мне наследие родителей, а мужчина, ставший близким, позарился на деньги и игрался со мной, как с глупой куклой. Смешно. Есть я, и есть ценные бумажки, которые для всех важнее и заманчивее меня. Смешно, аж до слёз, которые я с трудом сдерживаю. Не покажу их этим предателям. Не имею право на слабость. Поплачу потом, оставшись наедине со своим унижением и болью.

- Я перепишу на тебя компанию, дядя, но у меня ряд условий, - произношу холодно и жёстко, сжимая кулаки и заставляя себя не смотреть на Стаса. – Ты выделяешь мне ежемесячное содержание, прописанное в договоре, и сваливаешь из моей жизни и дома моих родителей.

   Мой дом – моя крепость, и человеку, пытавшемуся травить меня наркотиками, в нём не место. Бориса больше не будет в моей жизни, как и любителя соблазнять женщин за деньги.

- Но, Тая, девочка, мы же с тобой родные люди, - предпринимает попытку дядя растопить мою холодность. – Зачем…

- Больше нет, - перебиваю его, и до зубного скрежета непривычно в таком тоне общаться с дядей. Но я привыкну. Каждое утро буду напоминать себе о его предательстве, пока глупое сердце не обрастёт твёрдым панцирем. - Любое нарушение договора или моя внезапная смерть, и всё состояние перейдёт в благотворительный фонд помощи детям, а тебе не достанется ничего.

   Я, Таисия Ароновна Звёздная, дочь своего отца, проснувшаяся от странного сна, где была маленькой, наивной девочкой. Породу не пропьёшь, не потеряешь, не искоренишь. Жёсткость, суровость, бескомпромиссность, властность, наследуемая из поколения в поколение, впитавшаяся от отцов и матерей. В данный момент все эти качества вырвались наружу, сметая всё на своём пути.

- Согласен. Но помни, что ты всегда сможешь обратиться ко мне за помощью, ведь мы по-прежнему родственники, - снисходительно сдаётся Борис и кивает в сторону Стаса. – Что делать с ним?

   Что делать? «Оставить здесь и забыть» – шепчет мозг, не отказавшийся ещё работать, и в противовес - «наказать» - кричит разбитое сердце. Отвлекаюсь на сбор вещей, чтобы не растечься слезливой лужей и не показать себя жалкой.

- Мне всё равно, - выплёвываю, не поворачиваясь. – Организуй мне билеты в Москву, желательно на самолёт.

   Мы садимся в машину, и я морально готовлюсь выносить дядю ещё несколько часов. По прилёту в Москву и после подписания дарственной на компанию, вычеркну его из своего будущего окончательно, а пока придётся потерпеть.

- Тай, не знаю, что наговорил тебе этот проходимец, но я всегда старался действовать в твоих интересах, - сразу, как только трогаемся, приседает на уши он. - Эти таблетки прописал психиатр, лучший на тот момент. Он меня уверял, что такая реакция нормальна, и только с ними ты сможешь избавиться от кошмаров и депрессии. Я не знал, что они наркотические. Я поверил специалисту.

   В голосе дяди столько раскаяния и переживания, что подсознательно я снова начинаю прислушиваться к его словам. Либо моё сознание слишком растерзанно и ему требуется хоть какое тепло, либо я круглая дура, поддающаяся елею Бориса.

- А к Александру присмотрись, - не замолкает он. – Твой папа мечтал породниться с Рохтерами, дня не проходило, чтобы он не говорил о вас с Сашенькой. Прочил его тебе в мужья, мечтал понянчить ваших детей. Сходи на свидание, развейся, да и Стасу, уроду этому отомстишь. А то он, скорее всего, думает, что ты убиваешься, страдаешь по нему, сидишь и ждёшь, когда пальцем тебя поманит.

   Всё перемешивается в голове. Папа, мечтающий породниться с Рохтерами, Стас, уверенный в моей никчёмности и ждущий, когда я приползу, слабость, тошнота и головокружение от пережитого стресса, дядя, смазывающий слова мёдом и вливающий в мои уши. Кажется, жёсткость, суровость, бескомпромиссность, властность, наследуемые из поколения в поколение, впитавшиеся от отцов и матерей, остались там, в номере, а на заднем сидении автомобиля, несущегося в аэропорт, снова сидит маленькая девочка Тая, прыгающая под дудку дяди и молчащая в уголок.

   В самолёте отключаюсь и, в какой-то прострации, добираюсь домой. Речи Бориса зудят, словно мухи, залетая и нервируя мозг. Силы кончились где-то между Анапой и Москвой. Желание остаться одной и закрыться от реальности мощнее аккуратного давления родственника, и я вспоминаю о жёсткости, как только машина заезжает во двор.