— Самое противное, — пробурчал Хельм, повязывая передник, — это даже хуже мытья кастрюль.

Я только плечами пожала и отправилась следом за ним. Ничего страшного в таком занятии я не видела, мне наоборот было любопытно наблюдать за людьми. Одни приходили, ели, уходили, на смену им тотчас появлялись другие.

Я увидела два десятка разномастных магов, обсуждающих предстоящий марш-бросок до одного из рубежей; простых воинов; Бена, который приветственно кивнул мне. Сидящая рядом с ним Марьяна тут же вспыхнула и не отрывала от меня яростного взгляда, вплоть до того момента, как пролила на себя стакан с чаем. Кто-то из вояк готовился заступить на дежурство, кто-то, наоборот, возвращался с ночного патрулирования, едва передвигая ноги.

Под самый конец появился сам Овеон, а следом за ним в столовую проскочили трое знакомых джиннов. Уже чистые, в аккуратной одежде, похожие на нормальных людей, а не на разбойников с большой дороги. Они набрали огромные подносы с едой, устроились неподалеку от раздачи и нет-нет, да и отвешивали что-нибудь насмешливое в адрес своего командира. Хельм грозил им кулаком и многообещающе указывал на часы, как бы намекая, что скоро каторга закончится, он вернется в строй, и тогда всем им достанется по полной программе.

Я собирала грязные ложки в специальный ящик, чтобы отнести их в мойку и думала о том, какое еще задание придумает Розвел, когда по лагерю пронесся пронзительный рев. Он то затихал, то становился громче, разрывая барабанные перепонки. Я уронила несчастные ложки на пол и зажала уши руками, испуганно ища взглядом хозяина. Все присутствующие в зале люди тем временем побросали еду и устремились на улицу.

Джинн выскочил из подсобного помещения и бросился к выходу:

— Сиди здесь, — на ходу крикнул мне, — никуда не высовывайся. Это сирена. Кто-то из тварей прорвался в лагерь.

— Ты остаёшься здесь! — твердо произнес Овеон, стремительным шагом направляясь к дверям.

— Но… там прорыв, — возмутился Хельм.

— Это приказ!

Джинн проводил его взбешенным взглядом, а потом резко развернулся и скрылся на кухне, так быстро, словно его ураганом снесло.

Я испуганно прижимала к себе ящик и смотрела на внезапно опустевшую столовую. На столах еще дымились тарелки с горячей кашей, валялся надкусанный хлеб, расползалось пятно от пролитого чая. Только людей не было.

Из мойки раздался жуткий грохот. Словно кто-то швырнул на пол целую гору посуды, а потом еще раз, добивая остатки уцелевшей утвари. Я со всех ног бросилась туда, но ворвавшись внутрь опешила, споткнулась и едва не повалилась на пол.

Кругом были осколки тарелок и кружек, среди них тускло поблескивали столовые приборы, и посреди всего этого бедлама стоял Хельм. Злой, как демон из Преисподней. Могучая грудь тяжело вздымалась, кулаки были сжаты так, что костяшки побелели.

— Хельм?

— Чего тебе? — не сказал, прорычал, по-звериному быстро разворачиваясь в мою сторону.

Я отпрянула. На какой-то миг мне показалось, что и без того темные глаза, стали черными, как ночь, и в них клубилось адское пламя.

— Хельм? — прошептала испуганно, — все в порядке?

Он остановился, замер, и тьма пропала из взгляда, словно ее и не было. Джинн удивленно осмотрелся по сторонам и как-то неуверенно произнес.

— В порядке. Я просто немного разозлился. Прости, если напугал.

Не знаю почему, но я не отступила, не убежала. Вместо этого шагнула к нему и ободряюще сжала напряженную руку:

— Не переживай. Все будет хорошо. Они справятся. А завтра ты уже присоединишься к ним, — погладила его осторожно по каменным мышцам плеча и чуть улыбнулась.

Не отрывая взгляда от моего лица, Хельм кивнул, медленно, словно не хотя, с тяжелым вздохом принимая неизбежное и окончательно успокаиваясь.

Один щелчок пальцев, и вместо осколков, усыпавших пол, на столе появились стопки посуды, сияющей чистотой.

— Ну а что? — он пожал плечами, поймав мой удивленный взгляд, — все равно я должен был их восстановить, раз уж расколотил. Так пусть хоть сразу чистое будет. Должен же быть хоть какой-то плюс от того, что я джинн?

— Должен, — еще раз улыбнулась я, нехотя отпуская его руку.

* * *

Спустя полчаса в столовой снова начал появляться народ. Мне было до дрожи интересно, что же произошло в лагере и чем закончилась внезапная тревога, но расспрашивать напрямую было неудобно. Кто будет делиться подробностями с незнакомой девицей, находящейся в весьма нелестном положении невольницы? Хельм, как назло, не выходил из подсобных помещений, воспользовавшись тем, что Розвел снова нагрузил его работой, поэтому мне пришлось довольствоваться обрывками фраз:

— Всего лишь мильган…

— Случайно гаденыш пролез…

— Время от времени они забредают под купол…

Судя по тому, что народ был спокоен — опасность действительно миновала. Просто случайный житель Запределья, каким-то образом забредший в укрытую от посторонних глаз Дестину. Уверена, от него даже ошметков не осталось…

Мне хотелось броситься к джинну и все ему рассказать, порадовать, что ничего интересного он не пропустил. Уже сделала первый шаг, но остановилась. Стоит ли снова заводить разговор о том, чем занимаются другие, пока он тут кастрюли драит? Наверное нет. Он и так кучу посуды переколотил в порыве бешенства.

Дальше все шло своим чередом. Мы что-то неустанно делали, лишь изредка выкраивая несколько минут, чтобы поболтать втихаря от Розвела. Помогали друг другу, джинн-хулиган утащил для меня большой кусок шоколада…

А потом этот день непростой день закончился, но вместо облегчения я почувствовала легкую тоску. Завтра все будет иначе. Я одна приду на кухню, а Хельм отправится махать мечом и наводить порядок среди своих ребят, будет пропадать на заданиях, зачистках, ночных дежурствах…

Вроде нет повода для тревоги, все так, как и должно быть, но мне почему-то было тошно.

— Ты чего какая смурная? — спросил он, когда мы пришли домой, — устала?

— Да, — я соврала, но моя ложь осталась незамеченной. Наверное, Хельм просто не допускал мысли, что я могу быть опечалена чем-то еще.

— Ничего, втянешься, — убежденно отозвался он, — работенка, конечно, не из приятных, но зато думать не надо. Делай, что от тебя требуется и все.

— Наверное, — рассеяно отозвалась и отвернулась от него, чтобы не рассмотрел, чего лишнего в глазах.

— Хотя, я твое расстройство понимаю.

Это вряд ли…

— Я так рад, что эта каторга наконец закончилась, — облегченно выдал он, а мне очень хотелось сказать, что ничего радостно в этом