В папке все было точно задокументировано, сведения поступали от советских разведчиков в тылу врага. Эренбург читал сухое протокольное описание сквозь наворачивающиеся слезы. В его писательском воображении рисовались живые картины мечущейся в ужасе толпы: вот в ней, среди напуганных плачущих стариков, женщин и детей, которых заставляют раздеваться, стоит маленькая девочка: она не понимает, для чего бабушка раздевает ее, девочка жмется к ней, смотрит на бабушку и повторяет одно и то же: «Я не хочу купаться, я не хочу купаться…» И потом — выстрелы.

Вытирая слезы, Эренбург отдал папку Судоплатову:

— Я обязан написать об этом, обязан.

Больше говорить он не мог, пожал Павлу руку и вышел.

* * *

Статья Эренбурга о подвиге Наума Когана не понравилась цензуре, заголовок «Подвиг еврея» сменили просто на «Подвиг». Материалы о трагедии в Бабьем Яре решили пока не печатать, отложили на неопределенное время. Опытный и уважаемый редактор газеты «Красная звезда» генерал Ольденбург[17], тоже еврей, сказал:

— Илья Григорьевич, вы поймите — слишком много еврейских фамилий и имен. Мне военный цензор говорит: «Ведь даже девочка, которая в госпитале читает стихи раненым, зовется Лиля Берг. А почему не Маша Иванова?»

— Передайте цензору, что она не Маша и не Иванова, она — Лиля Берг.

— Илья Григорьевич, я все понимаю, но вы тоже поймите: мне каждый день звонит Мехлис, начальник Политуправления, и требует, чтобы каждая страница газеты выходила с призывом наверху — «За Родину, за Сталина!» и чтобы мы не печатали много еврейских фамилий. Вы знаете, что за человек этот Мехлис? Он имеет свободный доступ к самому Сталину и уже пересажал и перестрелял тысячи политработников. Если его не послушать, можно потерять не только карьеру, но и жизнь. Что касается жуткой трагедии Бабьего Яра, то я просто обязан показать этот материал Мехлису — но что он скажет?

На другой день Эренбурга вызвал к себе генерал Райхман, который руководил работой Антифашистского еврейского комитета:

— Что это вы, Илья Григорьевич, так расхваливаете еврейских вояк? Я понимаю, что этот сержант Наум Коган рисковал жизнью. Но в Красной армии бойцы всех национальностей проявляют геройство и мужество, сражаясь за Родину и за Сталина. И что это вы все пишете «фриц», «надо убивать всех фрицев»? Там, наверху, — он поднял палец, — считают, что нельзя задевать национальные чувства немецкого народа.

Эренбург поднял брови и чуть не воскликнул: «А национальные чувства еврейского народа задевать можно?» — но сдержался.

Райхман продолжал:

— Как члену Еврейского комитета вам не подобает так выделять бойцов еврейского происхождения, и вообще — необходимо консультироваться с нами о том, что вы пишете.

Эренбург обозлился, вышел молча и сразу написал заявление о выходе из Еврейского комитета. Михоэлсу он сказал:

— Вы на меня не сердитесь и не обижайтесь, я признаю работу комитета очень важной. Но я хочу быть независимым писателем и не хочу, чтобы моя независимость бросала тень на комитет.

Михоэлс с легкой иронией переспросил:

— Вы считаете, что у нас можно быть независимым писателем?

— Может быть, я и не прав, но я хочу работать как независимый писатель. Я вижу себя одним из идеологов нашего общества, вступившим в смертную схватку с фашизмом. Я не хочу, чтобы мне подсказывали, как думать и что писать. Это я пустил презрительную кличку «фриц», и ее подхватил весь народ. И я рад, что это добавляет ненависти к немцам. А мне говорят, что это задевает национальное чувство немцев. Пусть задевает! Я ненавижу их и решил, что сам буду собирать материалы об их зверствах. Я назову это произведение «Черная книга» и издам, когда придет время. Я поставил себе задачей безостановочно и безоговорочно критиковать всех немцев. Меня обвиняют в том, что я становлюсь немцеедом. Да, я немцеед. А нашему Еврейскому комитету дают сверху другие указания, и поэтому я не могу в нем оставаться.

Михоэлс грустно качал головой. Ему жалко было терять такого авторитетного члена комитета, но он уважал и понимал Эренбурга.

В мае 1943 года генерал Райхман вызвал Михоэлса:

— А, дорогой Соломон Михайлович, рад вас видеть опять. Как вы поживаете? Хочу вас поздравить: Лаврентий Павлович Берия и сам товарищ Сталин довольны деятельностью вашего комитета. Вы можете гордиться, передайте это своим товарищам.

Михоэлс изобразил радостную улыбку, он понимал, что вызвали его не за этим.

— У меня к вам очень важное поручение. Мы знаем, что американские, канадские и британские евреи сочувственно относятся к страданиям нашего народа. Хотя в тех странах, в отличие от нашей, процветает антисемитизм, но все-таки среди евреев там есть немало состоятельных людей. Они привыкли давать пожертвования. Вот у нас и возникла мысль послать вас в эти страны, — он сделал значительную паузу.

Для Михоэлса это была совершенная неожиданность:

— В Америку?

— Да, сначала в Америку, потом в Канаду, в Мексику и в Англию, — еще пауза. — Вы понимаете, в этом выражается большое доверие товарища Сталина к вам.

Опешивший Михоэлс опять вспомнил грибоедовское «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Но, как артист, он умел скрывать свои эмоции и сказал с подобающим пафосом:

— Конечно, я понимаю и ценю. Но что я должен делать там?

— Вы поедете туда вместе с членом вашего комитета Ициком Фефером, он будет как бы вашим секретарем. Вам предстоит разъезжать по разным городам и выступать перед местными евреями, рассказывать им, как хорошо и свободно живется евреям в Советском Союзе и какая тяжелая ситуация сложилась в нашей стране теперь. Вы великий актер, Соломон Михайлович, вы сумеете выступать так, что они растрогаются и станут жертвовать деньги на помощь Советскому Союзу. А доллары и британские фунты нам очень нужны.

Михоэлс представлял себе, как станет встречаться с евреями, но не мог представить, как будет собирать с них деньги и куда их будет девать. Он спросил об этом.

— О, не волнуйтесь, Соломон Михайлович. Все продумано. Наш посол в этих странах Максим Максимович Литвинов и советник посольства Андрей Громыко все устроят. Кстати, американским евреям очень нравится, что наш посол там — еврей. Теперь некоторые детали. Плыть через океан стало опасно, немецкие подводные лодки нередко топят транспортные и военные корабли. Вы полетите на самолете. Там вам заранее будет устроена большая реклама, американцы называют это «паблисити». Мы знаем, что это народ экспансивный, они любят шумовые эффекты. Не удивляйтесь, если на первых страницах газет будет напечатано крупными буквами что-то вроде: «Великий еврейский актер Михоэлс впервые приезжает в Америку из России», а может быть, и так: «Сталин посылает в Америку своего еврея, чтобы собирать деньги». У них все начинается с рекламы, и чем она более броская, тем вернее работает. А написать они могут все, что хотят, у них ведь цензуры нет, — и добавил, спохватившись: — К сожалению, конечно. Будьте готовы к тому, что, как только вы приедете, на вас тучами налетят корреспонденты газет и радио и мгновенно разнесут о вас сведения. Все это всколыхнет американских евреев, они сразу захотят вас видеть.