Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня чуть не поперхнулась: Сергея охватила ревность! Это льстило её самолюбию – недаром он подарил ей гранатовый перстень!
– Умоляю вас, Сергей, оставьте его.
– Как пожелаете…
К Сергею и Соне приблизилась пара: Лиза и Станислав были настолько поглощены беседой, что никого не замечали вокруг.
Сергей опешил:
– Ещё один одноглазый! Это что ещё такое?
Сонечка пожала плечами.
– И заметьте, Сергей, кажется, он очень нравится Елизавете!
В доме Бироевых только что отобедали. Соня сидела в гостиной и читала французский любовный роман, как и положено девице её возраста.
Лиза, томимая скукой и переживаниями: отчего же Станислав Фёдорович так и не посетил их дом? – ведь во времени бала в Преображенском прошло почти две недели! не знала чем себя занять. Она подсела к сестре и спросила:
– Что про вечную любовь читаешь?
Соня кивнула.
– Что же гадание-то ваше рождественское так и не сбылось? Вон на балу сколько было одноглазых кавалеров: и Станислав Фёдорович, и барон фон Унгер? Да не один не явился к нам в дом с визитом! – с горечью заметила старшая сестра.
Соня опять кивнула в знак согласия, вовсе не желая разговаривать на эту тему, её и так глодали сомнения: и Сережа, как назло, не являлся! – а уж с этими-то одноглазыми – Бог бы с ними!
Но Лиза не унималась.
– Соня, ты что: воду в рот набрала? – на что Соня отрицательно покачала головой, но сестру подобный ответ не устраивал. – А что скажешь про барона Унгера? Мне кажется, он очень воспитан, да и потом, говорят, – богат! У него в Псковском уезде – огромное имение…
– Мне всё равно… – наконец сказала Соня.
– Ну, понятно, сестрица, тебе бы всё по Воронову сокрушаться!
– Лиза, перестань! Я видела, как ты смотрела на Станислава Фёдоровича, и тебя не очень смутило, то обстоятельство, что он тебя старше и вдобавок – без глаза!
– Отчего же – без глаза?! – оскорбилась старшая сестрица. – Глаз – на месте, там, где и должен быть! Просто повреждён!
– Вот! – воскликнула Соня. – Как ты его защищаешь! А не влюбилась ли ты, дорогая сестра?
Лиза вспыхнула, как алая роза, но тотчас огрызнулась:
– А сама-то! Постоянно только и думаешь о Сергее!
– Лиза, прекрати! Это моё дело о ком думать!
Неизвестно, чем бы закончилась вся эта девичья перепалка, если бы в гостиную не вошла горничная:
– Елизавета Николаевна, к вам господин Нижегородский пожаловали-с!
Лиза опять покраснела.
– Ах, я – в домашнем платье! Что же делать? Соня отвлеки его, я переоденусь!
– Хорошо, ступай.
В гостиную вошёл господин Нижегородский, статный и по-военному подтянутый. Соня приветливо улыбнулась, подумав, что, пожалуй, Станислав Фёдорович – весьма интересный мужчина, и эта чёрная повязка, скрывающая глаз, придаёт ему налёт некой загадочности и пикантности.
Гость поцеловал Сонечке руку.
– Ах, Софья Николаевна! Как я рад вас видеть! Увы, не мог вырваться навестить вас – служба – знаете ли!
– Я тоже рада вас видеть, Станислав Фёдорович!
Гость несколько замялся.
– А где же, Елизавета Николаевна? Её нет дома?
– Ах, что вы! Лиза дома, она сейчас спуститься и…
Не успела Соня закончить фразу, как на лестнице, идущей со второго этажа, появилась Лиза. На ней было надето новое шерстяное темно-зелёное платье с клетчатым лифом, и манжетами в тон юбки.
Господин Нижегородский буквально расплылся в улыбке.
– Елизавета Николаевна! – и приложился к её ручке.
Лиза села на диван рядом с сестрой, жестом пригласив гостя, разместиться в кресле напротив, что тот неприменул сделать.
– Как нынче на улице? Морозно? – поинтересовалась Лиза для поддержания разговора.
– Да, пробирает до костей, несмотря на тёплую шинель, – посетовал гость.
– А мне так нравится мороз, – заметила Соня. – Дышится легко и бодрит. Пойду-ка я прогуляюсь по саду…
Лиза одарила сестру благодарным взглядом, она была рада остаться со Станиславом наедине.
Соня зашнуровала тёплые меховые ботиночки, на голову накинула шерстяную шаль, надела шубу и вышла в сад. Она вдохнула морозный воздух полной грудью и направилась по центральной аллее прямо к статуе псевдо-Венеры.
За ночь снег изрядно запорошил Богиню любви: на её голове красовался огромный снежный ком, плечи также были сокрыты снегом…
– Софья Николаевна!
Соня обернулась и…увидела того самого богатого барона Унгера.
– Барон, это вы?! – удивилась девушка.
– Да, сударыня… Желание видеть вас было настолько велико, что на балу я испросил дозволения вашего почтенного батюшке посещать ваш дом.
– Но помилуйте, барон, мы с вами почти не общались! – воскликнула удивлённая Соня, понимая, что не пристало подобное поведение для незамужней девушки. Но, что поделать, – то была чистая правда.
– Сие обстоятельство можно легко исправить. Я здесь затем, чтобы развлечь вас… Любите ли вы стихи? Наверняка любите, все барышни вашего возраста увлекаются любовной лирикой! – тараторил барон, не давая Соне опомниться и вставить в нескончаемый поток его речи хоть слово. – Вот например, незабвенный Франческо Петрарка… А как вам этот сонет?!
Барон приял театральную позу и начал декламировать сонет нараспев:
– О вашей красоте в стихах молчу
И, чувствуя глубокое смущенье,
Хочу исправить это упущенье
И к первой встрече памятью лечу.
Но вижу – бремя мне не по плечу,
Тут не поможет все мое уменье,
И знает, что бессильно, вдохновенье,
И я его напрасно горячу.
Не раз преисполнялся я отваги,
Но звуки из груди не вырывались.
Кто я такой, чтоб взмыть в такую высь?
Не раз перо я подносил к бумаге,
Но и рука, и разум мой сдавались
На первом слове. И опять сдались.[5]
Барон смолк, не отрывая глаза от девушки, наслаждаясь произведённым на неё впечатлением. Что и говорить, Соня пребывала в крайнем удивлении: никто, никогда до этого момента не читал ей стихи, тем более о любви… Девушка ощутила, как волны чувств, доселе неизвестных, захлестнули её и поглотили целиком. Она с трудом улыбнулась.