— Посмотрите, например, на Ивана Сергеевича — он уже не творит, а сочиняет. Что такое его «Дым»? Просто кучка нигилистов, написанная по трафарету… Вы хорошо его знаете, кстати? — прибавил он с неожиданной подозрительностью.

Михаил ответил, что Тихменёв обещал познакомить его с Тургеневым, но знакомство до сих пор не состоялось, а самому ему неловко беспокоить знаменитого писателя.

— Будьте с ним осторожны — он большой мастер присваивать чужие замыслы. Свой последний роман тоже украл у меня, переиначив, конечно, — у меня был мираж, а он сделал дым, — сказал Гончаров, усмехаясь, и на его добродушном полноватом лице возникло странное выражение, которое заставило Михаила усомниться, в своем ли уме находится его собеседник. Авилов поторопился сменить тему и заговорил о своих знакомых, которые недавно перебрались в «Европу» из более скромной гостиницы.

— Ах, кажется, я знаю, о ком вы, — сказал Иван Александрович. — У них еще такая шумная собачонка.

И он заговорил о своей собачке Мимишке, которую ему пришлось оставить в Петербурге и по которой он сильно скучал. Он с видимым удовольствием описывал ее проказы и среди прочего рассказал, как купил ей золотой с бархатом ошейник.

— Впрочем, наверное, это вам не слишком интересно, Михаил Петрович, — словно спохватился он под конец. — Вы ведь все с графинями общаетесь, с княгинями, а я тут о собачке да о собачке…

«Уж лучше бы обругал, ей-богу, — подумал Михаил, мрачнея. — Получается, он потому так любезен со мной, что видел меня с Хилковой и с Верой Андреевной?»

А Гончаров меж тем стал расспрашивать его, давно ли он знаком с Марьей Алексеевной и с графиней Вильде. Михаил занервничал, у него даже мелькнула мысль, уж не принимают ли его за человека, который пытается делать карьеру с помощью женщин, но тут явился Тихменёв, как всегда, напоминающий жизнерадостного медведя, и Авилов напомнил, как редактор представил его Вере Андреевне.

— Не слишком доверяйте этой даме, — сказал Платон Афанасьевич, — я достаточно навидался таких, как она: от скуки ищет себе новую игрушку, потом наиграется и выбросит. — Сочтя, что он уже сказал все, что должен был сказать, редактор повернулся к хозяину: — Кстати, вы уже слышали про Осоргина?

— Это который игрок? — спросил Гончаров. — Нет, не слышал.

— Его француженка вчера устроила скандал, била посуду и грозилась выброситься в окно. — Редактор засмеялся. — Ревность! Ну а Григорий Александрович ей возьми и скажи: выбрасывайтесь сколько хотите, сударыня, мы все равно на первом этаже…

— А она что?

— Говорят, пистолет на него наставила и даже выстрелить успела, но промахнулась. Ну, он пистолет отобрал и велел горничной собирать вещи хозяйки. И выставил ее с чемоданами за дверь.

— То-то я вчера удивился, что не видел его в казино, — сказал Гончаров. — Любопытно смотреть, как он играет. Он умеет задавать тон, этого у него не отнимешь. Большинство игроков только суетится без толку.

— Федора Михайловича видели на рулетке?

— И на рулетке, и потом. Познакомил он меня со своей женой, очень милая молодая женщина. И, по-моему, с характером.

— Он много проигрывает, — сказал Тихменёв. — Еще не просил у вас в долг? Если у меня попросит, я скажу, что у меня нет денег. Бесполезно игрокам что-то давать — все равно все продуют, а Достоевский — игрок.

— Конечно, Платон Афанасьевич, вы вправе распоряжаться своими деньгами, как вам угодно, — ответил Гончаров с иронией, и Михаил понял, что Ивану Александровичу не понравилось, с какой бесцеремонностью редактор рассуждал о его коллеге. — Как ваше дело, из-за которого вы задержались в Бадене?

— Дело? — недовольно переспросил Тихменёв.

— Ну, то спорное наследство, о котором вы рассказывали. Наталья Денисовна так и не идет на уступки?

Платон Афанасьевич нахмурился. Михаил впервые слышал о каком-то спорном наследстве, к которому имела отношение жена генерала Меркулова, и невольно заинтересовался.

— Уступки, уступки, — пробурчал Тихменёв, — какие еще уступки, когда моя жена законная наследница? Но Наталья Денисовна вбила себе в голову, что имение должно отойти ей.

— Хм, уже имение? В прошлый раз вы уверяли, что речь идет о голом клочке земли.

— Так и есть, — досадуя, ответил редактор. — Клочок земли с маленьким господским домом. Зачем он понадобился Наталье Денисовне — бог весть. После смерти брата она стала богатой наследницей и никогда ни в чем не нуждалась…

— Хорошо, наверное, быть богатым, — заметил Иван Александрович. — Я-то уже старик, живу весьма ограниченными средствами, в обрез…

Михаил, который как раз жил ограниченными средствами в обрез, многое мог сказать знаменитому писателю, поселившемуся в лучшем отеле Баден-Бадена и покупающему своей собачке золотые ошейники. Но молодой человек предпочел промолчать, потому что кое-что вспомнил — как, к примеру, Тихменёв будто бы по ошибке привел его на вокзал к приходу поезда, на котором ехали Меркуловы, как позже редактор отирался возле генерала и его супруги, как, наконец, Платон Афанасьевич то и дело стремился подольститься к Наталье Денисовне — даже Михаил заметил эти попытки, хотя его внимание было почти полностью поглощено очаровательной Анастасией. «Помнится, графиня Вильде сказала, что я ненаблюдателен. Нет, я наблюдателен, только выводы не делаю или делаю не те… Впрочем, кто мог предположить, что Тихменёв нарочно задержался в Бадене, потому что рассчитывал договориться с Натальей Денисовной… Он же мне никогда ни о чем подобном не говорил! Вообще говорил о чем угодно, кроме того, что его жена получила какое-то наследство…»

— Мы, пишущие люди, никогда не имеем больших денег, — с горечью сказал Тихменёв в ответ на слова Ивана Александровича. — Тургенева в расчет не берем — если бы он жил только на доходы со своей литературной деятельности, ему хватило бы разве что на скворечник в Бадене, а не на собственный дом…

Гончарова развеселила шпилька в адрес извечного соперника, и он окончательно размазал отсутствующего Ивана Сергеевича, заявив, что тот только удачно притворяется великим писателем, а на самом деле со времен «Записок охотника» ничего выдающегося не создал.

— Ему надо было придерживаться малой формы, — продолжал Иван Александрович, — а он стал вместо того писать романы, которые ему решительно не удаются…

Тихменёв горячо поддержал его, несмотря на то, что когда-то долго излагал Михаилу достоинства и недостатки романов Тургенева и закончил словами, что достоинств все же гораздо больше. Михаил затосковал, представив, что ему придется до конца разговора выслушивать обличительные речи в адрес Ивана Сергеевича, но, к его удивлению, не прошло и минуты, как Платон Афанасьевич ловко сменил тему, спросив, какие у Гончарова планы.

— Да какие могут быть планы в моем возрасте? — с некоторой досадой ответил Иван Александрович. — Лечусь, гуляю, иногда захожу в казино, чтобы клюнуть золотой…

— Разбиваете дамские сердца, — подсказал Тихменёв с усмешкой.