– Что случилось? Что случилось с Жюльеном?

В четверг днём, как и условились, мы собрались на вилле Эшкрофта. Подошли туда с разных сторон, и не все сразу, а с интервалом в несколько минут.

Шерлок появился первым, я после него, Люпен последним – приплыл на вёсельной лодке.

Каждый принёс уйму новостей, и нам не терпелось поделиться ими друг с другом.

Похоже, инспектор Флебур начал действовать. Донос на двух его продажных подчинённых убедил честнейшего служащего полиции обратиться за помощью в областное управление, чтобы с его помощью навести в городе порядок.

– Когда они появились на той площади, – рассказал Люпен с горящими глазами, – от Сальваторе Макри остались только следы.

Итальянец удрал, оставив все свои контакты и мелких рыбёшек, которые начали сотрудничать со следствием.

– По-моему, скоро станет ясно, кто убил человека с двумя именами, – объяснил Люпен и рассказал о том, что инспектор сообщил его отцу. Версия о самоубийстве напрочь отметается, потому что на затылке у утопленника оказалась огромная гематома как после сильного удара. Потом, чтобы утопить, сунули камни в его карманы. Но похоже, сбросили в море в неподходящем месте, откуда течение вынесло его на берег.

– В таком случае банда, которая совершила убийство, плохо знала море, – невозмутимо заметил Шерлок. – Иначе они не допустили бы такой грубой ошибки.

– А записка, – задумались ребята, – какой смысл был в этой записке?

Я пока молчала. Мне хотелось в последнюю очередь рассказать о поразительных новостях, которые узнала во время недолгой поездки в Париж.

– Я обнаружил, что моя мама хорошо знакома с мадам Мартиньи, – продолжал Шерлок. – И тогда подумал: какой же я дурак! Ведь мама из тех трёх дам, которые каждый день играют с ней в бридж.

Шерлок стал расспрашивать свою маму и узнал, что кража драгоценности оказалась тяжёлым ударом для мадам Мартиньи. Её муж, которому телеграммой сообщили о случившемся, даже угрожал разводом, потому что пропала действительно самая главная семейная драгоценность. А ведь он настаивал, чтобы жена не брала её с собой в курортный городок. Надо ли говорить, что мадам Мартиньи не послушалась его.

– Похоже, однако… – продолжал рассказывать Шерлок, – мамины подруги поддержали мадам Мартиньи. Кража была такой яркой и неожиданной, что и в самом деле трудно обвинить мадам Мартиньи в беспечности. – И помолчав немного, добавил: – В самом деле трудно.

При этом взгляд у него был отсутствующий, и он покусывал нижнюю губу.

– Но и это наверняка не всё? – спросила я.

– Не знаю, что и сказать… – признался Шерлок, скривив недовольную гримасу. – Что-то здесь всё-таки не сходится, по-моему…

– Думаешь, женская солидарность подруг Мартиньи не искренняя? – поинтересовалась я.

– И в самом деле, – вмешался Люпен. – Женщины ведь не умеют работать в команде!

Я метнула на него строгий взгляд.

– Ну, за некоторым исключением, – поправился он, рассмеявшись.

Шерлок поднялся с песка, на котором мы сидели, и стал расхаживать взад и вперёд.

– Нет, дело не в этом, – сказал он. – Я нахожу совершенно нормальным, что четыре дамы, четыре подруги объединяются и поддерживают друг друга… Моя мама присоединилась к ним недавно. А другие уже давно приезжают в Сен-Мало на отдых и знакомы многие годы.

Другие, кроме мадам Холмс, это мадам Мартиньи, мадам Фуше и баронесса Жибар.

– Я всё-таки не могу понять, каким образом этот человек с двумя именами смог проникнуть в дом с крыши, украсть ожерелье и совершенно спокойно покинуть дом тем же путём!

– А что тут такого необычного? – спросила я, сгорая от нетерпения поскорее рассказать о том, что узнала в Париже от матери нашего загадочного человека, которого на самом деле звали не Пуссен и не Ламбер.

– Всё довольно просто, – ответил Шерлок. – Помните, как мы перевернули его на берегу?

Мы с Люпеном кивнули.

– Он был тяжёлый, – продолжал Шерлок. – И не только из-за мокрой одежды и камней в карманах, нет… Он был плотного сложения, но отнюдь не мускулистый.

Я взглянула не Люпена. Он согласно кивал.

– Верно. На спортсмена никак не походил.

Шерлок посмотрел на меня, как бы приглашая к разговору. Но я ничего не смогла сказать о телосложении этого человека, зато могла поведать о нём кое-что другое. Многое другое.

– Франсуа Пуссен или Жак Ламбер – это на самом деле Жюльен Ласкот, – сказала я, изумив моих друзей. – И я знаю это точно, поскольку смогла поговорить с его матерью.

Ребята так и сели на песок. И молча уставились на меня.

Теперь настала моя очередь рассказывать.

– Его мама ждала этого. Знала, что рано или поздно кто-то придёт, постучится к ней и сообщит, что её сын погиб. Ей представлялось всегда, что это будет полицейский, а пришла девочка, такая, как я.

Я улыбнулась, вспомнив, как она усадила меня в своей скромной, но красивой гостиной.

– Семья Ласкот никогда не была богатой: отец Жюльена каменщик, который обеспечивал семье некоторое благополучие благодаря своим работодателям. А Жюльен, насколько я поняла, не желал ни учиться, ни следовать по стопам отца. В шестнадцать лет он убежал из дома и потом по-настоящему так и не вернулся. И хотя его мама прямо этого не сказала, я поняла, что он сделался мелким мошенником и перебивался случайными заработками, одержимый идеей доказать, чего он стоит на самом деле. Он регулярно писал домой, сообщая о своих удачах, и всегда рассказывал о них в выспреннем тоне.

На самом деле он растрачивал все деньги и всю присущую ему привлекательность и обаяние на свои худшие страсти – на карточную игру и… на чужих жён!

Я подождала, пока эта новость уляжется в голове моих друзей, и продолжала:

– Жюльен был неисправимым лгуном. Он ни разу в жизни не сказал правду. И если какое-то дело или спор оборачивались для него неудачей, он просто перебирался в другой город и начинал всё сначала. Вот почему его мать всё время ожидала такого известия, какое принесла ей я.

– А ты уверена, что это именно он, наш человек, которого мы нашли на берегу? – спросил Люпен.

Тогда я рассказала о встрече с директором почтового отделения и о том, что, возможно, полиция тоже пришла к такому выводу.

– Я попросила мадам Ласкот никому не говорить о моём посещении… – добавила я. – И она обещала, что сохранит этот секрет. «Я ожидала этого, – сказала она, провожая меня, в дверях. – Плохо говорить такое, когда речь идёт о твоём сыне, но негодяй всегда кончает как негодяй». И попрощалась со мной.