— М-да, — сказал Булле и покрутил пальцем в левом ухе. — Завтрак. Свежеиспеченный хлеб с земляничным вареньем.

— Свежеиспеченный хлеб, — произнес Усы-Вверх и посмотрел на Усы-Вниз.

— С земляничным вареньем? — произнес Усы-Вниз и посмотрел на Усы-Вверх.

— Послушайте, друзья мои… — сказал Люпен.

Больше он и слова вымолвить не успел. Потому что в следующую секунду у него во рту оказался дырявый носок с правой ноги, и после короткой схватки он был весь обвязан-перевязан и превратился еще в один кукурузный початок.

— Вытащите его из шатра и щекочите там, — сказал Булле и начал расстегивать мундир. — И еще было бы хорошо повесить на дверях в шатер табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ»: я сейчас буду принимать ванну.

Англичане и герцог Веллингтон в этот день под Ватерлоо не встретили никакого сопротивления, просто вошли маршем в опустевший лагерь французов. Там они нашли множество брошенных ружей и пушек, а еще темницу с сумасшедшей женщиной в черном пальто и на деревянной ноге. Был и шатер с табличкой «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Англичане — как известно, очень вежливые люди — ни за что не проигнорировали бы такую просьбу, но так как по-французски они читать не умели, то и вошли внутрь. Там не было ничего, кроме ванны, в которой исчезали последние мыльные пузыри.

— Какой стыд! — сказал герцог Веллингтон своим офицерам и зло пнул ванну. — Я так предвкушал эту битву, множество убитых с обеих сторон. А что получилось? Мы выиграли сражение без единого выстрела!

Один из офицеров прошептал ему что-то на ухо.

— Ага! — воскликнул Веллингтон. — Мне в голову только что пришла идея! Послушайте меня: по возвращении домой мы будем рассказывать при дворе, что долго бились и победили французов. Мы скажем, что это была самая великая битва всей истории!

А про того странного француза-коротышку в ночной рубашке, который прилетел с небес и рассказывает, будто он Наполеон, мы скажем, что да, конечно, он и есть Наполеон! — Герцог громко расхохотался. — И потом сошлем его на какой-нибудь отдаленный остров, чтобы он не мог никому поведать правду и разоблачать нас, если вдруг разум к нему вернется! — Герцог заговорщицки наклонился к своим офицерам и прошептал: — И ни одна живая душа не должна говорить ни одной другой живой душе, что же на самом деле случилось здесь, под Ватерлоо. Уговор?

Все офицеры хором ответили:

— Уговор!

Булле сидел на краю ванны в пансионе «Пом фри». На нем были слишком большие для него штаны и рубашка, которую ему одолжила администратор мадам Тротуар. Но эта одежда была, во всяком случае, сухой, в отличие от насквозь мокрой синей формы, которая висела на стуле, капая водой на пол. Подперев голову руками, Булле печально смотрел на черную воду. Никого из остальных на месте не было! Только он, один-одинешенек! Если не считать семиногого перувианского паука-упыря по имени Перри — тот сидел в стакане для чистки зубов рядом с тюбиком Быстродействующего суперклея доктора Проктора на полке у зеркала и молча, явно с большим сочувствием слушал Булле.

— Что мне делать? Я больше не могу. Знаешь, что мне хочется сделать? Вернуться назад в то время, когда мы только что переехали на Пушечную улицу, и пожелать, чтобы я никогда не встретился ни с Лисе, ни с доктором Проктором! Я мог бы найти себе друзей, с которыми не было бы столько неприятностей!

Булле задумался.

— Ну ладно, я не смог бы найти других друзей. Но лучше уж оставаться одному, чем быть… в таком одиночестве, как я сейчас. Мне очень жаль, Перри, но ты не лучшая компания.

Булле пнул ванну — она ответила глухим звуком, как будто была под водой.

Он спрыгнул со стула, вышел из ванной комнаты и забрался в постель.

Последнее, что пришло ему в голову, прежде чем он заснул, было то, что уж, во всяком случае, завтра он позавтракает как следует!

Булле как раз снились яичница размером с крышку канализационного люка и кусок ветчины такой свежий, что еще продолжал хрюкать, как вдруг он внезапно проснулся.

Он что-то услышал.

Какой-то звук из ванной.

Пузыри… похоже, кто-то поднимался из глубины… из толщи воды, из отдаленного места и времени… кто-то прибыл сюда в… ванне времени? Булле сел на кровати и с трепещущим сердцем уставился в темноте на дверь ванной, вслушиваясь. Но новых звуков не было.

Он осторожно выкрикнул:

— Лисе?

Его голос в темноте прозвучал сухо и как-то одиноко. В особенности потому, что никто не ответил.

— Доктор Проктор?

По-прежнему нет ответа.

— Жюльет?

Тоже ответа нет.

Булле съежился под одеялом. Выкрикивать четвертое имя никакого желания не было, даже думать о нем. Потому что, даже просто думая о нем, он начинал заикаться:

— Р-р-распа…

Так он пролежал несколько минут. Но ничего не происходило. А для парней вроде Булле лишь одно хуже самых жутких событий — отсутствие всяких событий. Поэтому он выпрыгнул из кровати, босиком добежал до стула, где висел его мундир, вытащил саблю, подбежал к двери ванной и распахнул ее с криком:

— Банзай![18]Энглишер швайнхунд![19]

Булле ввалился в ванную, размахивая саблей и разрубая темноту то ли на три, то ли на четыре, а может быть, даже на пять кусков. И, только уверившись, что темнота и все, что в ней есть, накрошено в капусту, он повернул выключатель. Из стакана для чистки зубов на полочке у зеркала на него испуганно смотрел Перри своими черными глазами, состоящими из множества граней. И больше в ванной ничего не было, во всяком случае ничего нового по сравнению с моментом, когда он ложился спать.

Хотя нет, он ошибся.

В неподвижной воде в ванне плавала пустая винная бутылка, заткнутая пробкой.

Булле посмотрел внимательно и обнаружил еще одну ошибку. Бутылка не была пустой.

Он выловил бутылку, зубами вытащил пробку, отчего раздался хлопок. Он повернул бутылку горлышком вниз, потряс ее, и на пол ванной упал листок бумаги.

Булле развернул листок и стал читать. Глаза его вспыхнули. Лицо расплылось в улыбке.

Записка была от Лисе.

— Вот так, старина Перри, — сказал он, сложил записку и проверил в зеркале, аккуратно ли зачесан вперед его чуб. — Нам предстоит работа. Хотелось бы и дальше составлять тебе компанию, но нет, зовут новые приключения. А скажи-ка мне, что ты знаешь о Французской революции и о гильотине?