– Ну, если хочешь, – отвечает она с лукавой улыбкой.

Не особо задумываясь, я подхватываю ее на руки и несу в свою комнату. Брюки болтаются на лодыжках, я высвобождаю ногу, но идти все равно неудобно. Ни за что не отпущу Нору, лишь бы только не уронить. Лучше уж год отсидеть в Азбакане.

Добравшись до коридора, я скидываю, наконец, злосчастные брюки и преодолеваю остаток пути без штанов. Нора тихо хихикает, уткнувшись мне в шею. Я тщетно пытаюсь открыть дверь в спальню; Нора, видя мои мучения, протягивает руку и придерживает передо мной дверь.

Я переступаю через порог и слышу шлепок – она ударилась ногой о косяк.

– Ай!

Черт .

– Прости! – В два шага преодолеваю оставшееся расстояние и роняю ее на кровать.

– Я, кажется, ногу сломала, – смеется Нора, вцепившись рукой в красную отметину на подъеме стопы.

Я даже не заметил, когда она успела снять туфли. Впрочем, в ее присутствии мне не до мелочей.

– Теперь поняла, почему я так нервничаю? – Я присаживаюсь с ней рядом.

Нора склоняет голову на мое плечо.

– Я тоже скучала, пока меня не было, – признается она, вторя моей недавней реплике.

Какое‑то время я молчу, не решаясь спросить. Наконец, выдаю:

– Где ты была?

Она оборачивается и качает головой. Молча.

– Ты меня обманываешь?

Это выскочило в порядке шутки, но у нее отчего‑то напрягается спина. Между нами словно всколыхнулся поток энергии. Нора улыбается, однако улыбка насквозь фальшивая.

– Не рано ли вести речь об обманах?

Теперь мы поменялись местами – нервничает она. Отчего‑то я чувствую, что ей очень больно.

Я склоняюсь поближе и всматриваюсь в ее лицо.

– А не пора ли?

Ее губы дрожат; вроде бы хочет что‑то сказать, но не решается.

Ну, нет так нет.

– И не смотри так, – бормочет она.

На некоторое время в комнате водворяется тишина. И тут сквозь молчание прорезается ее голос – слабенький, практически неузнаваемый:

– Я просто хочу быть твоей.

Чтобы она больше ничего не сказала и не забрала назад свои слова, я поворачиваю к себе ее лицо и прижимаюсь к ней ртом. Обхватив ее щеки, проталкиваю язык между ее губ. Нора лежит, раздвинув в стороны ноги, и я протискиваюсь между ними, не переставая ее целовать. Целую дольше и глубже. Целую остервенело. Внутри все горит. Приподнявшись, любуюсь ее лицом, пожираю глазами, сантиметр за сантиметром. На нее можно смотреть тысячу лет, и все равно не пресытишься. Уголки ее рта словно подняты кверху, но она совершенно не улыбается.

От лица Норы меня отделяет лишь несколько дюймов. Я склоняюсь и глажусь носом о ее нос; у нее мелко трепещут веки, изо рта вылетает гортанный звук.

– Ты все еще думаешь?

– Лишь об одном.

Она не сводит с меня настороженных глаз.

– И о чем же?

Вместо ответа я подаюсь к ней, сжав в кулаке длинные волосы, завожу руку под спину и приподнимаю ее, притягивая к себе. Не припомню, чтобы мне когда‑нибудь так сильно хотелось слиться с человеком, превратиться в единое целое.

Поддерживая рукой под шею, переношу другую руку под ее ягодицы, нежно лаская податливую плоть, и стоны Норы вливаются в мои уши, наполняя спальню, квартиру, квартал, город, мир.

Ради всего этого она была создана. Она была создана для меня.

Нора берет мою руку и направляет ее вперед, между бедер. На ней тесные брючки из тоненькой ткани. Я ощущаю ладонью ее мокроту. Боже, эта женщина меня точно угробит.

– Не прекращай, Лэндон, только не прекращай.

Прозвучавшие слова – точно искра в сухом лесу, и меня больше нет в собственном теле. Я смотрю на нас сверху, откуда‑то с неба, и удивляюсь, за что снизошла на меня такая вот благодать.

Запустив руку за пояс ее брючек, я торопливо расстегиваю пуговицу за пуговицей. Нора приподнимается, чтобы помочь, и я окончательно пропадаю. Стоило лишь посмотреть на нее – на красную шелковую блузку с низким вырезом, на полные груди, которые чуть не вываливаются оттуда, на красные трусики… Сердце судорожно заколотилось в груди, рискуя вырваться на свободу.

Я не в силах поверить, что достоин такой красоты. Тяжело дыша, она подносит к моему лицу дрожащий палец и очерчивает мой рот. Я целую ее в палец, она стонет, не переставая ласкать мои влажные губы. Я обхватываю губами кончик ее пальца и нежно прикусываю. Ее бедра приподнимаются над кроватью.

– Лэндон. – Мое имя невесомо, как прах.

– Нора.

Сбросив красные трусики, она направляет меня к себе, чтоб я вошел.

– У тебя есть?..

Что есть? О чем она?

– Ты о чем?

– Презерватив.

Блин .

– М‑м‑м… – Кажется, где‑то завалялся. Был или нет? Где место презервативу?..

Внутри Норы, где же еще.

– Я принимаю таблетки, – говорит она, но вид у нее какой‑то неуверенный.

Вскочив с постели, я бросаюсь к комоду и в ворохе трусов и носков нашариваю пластиковую упаковку, потом снова прыгаю к Норе. Твердой рукой она помогает мне и направляет в себя. Я целую ее губы, щеки, подбородок и даже прикрытые веки. Она со вздохом обхватывает меня руками за спину, притягивая к себе, призывая, чтобы я вошел. О, это чувство!.. Никогда ничего подобного не испытывал. Ее тело, мягкое и податливое подо мной, с изгибами и округлостями, такое ухоженное и загорелое… Я не снимал с нее блузку, груди просто вывалились наружу. Она замечает, что я любуюсь ее прелестями, и, оттянув ткань, высвобождает груди из тесной блузки. Склонившись, подцепляю ртом нежный темный сосок. Мягко покусываю, и с губ Норы срывается тонюсенький всхлип.

Она обхватывает меня за спину и подтягивает к себе.

– Тебе хорошо, Лэндон?

Я медленно вхожу в нее, смакуя немыслимое ощущение, когда меня обхватывает ее лоно. Кивнув, подношу губы к ее губам. Я медленно двигаюсь, туда и обратно. Туда и обратно. Я не просто ее нежно люблю: я ею обладаю.

Она целует меня, и ее сердце заходится стуком в груди. Мы сливаемся воедино. Ее ноги вдруг замирают и напрягаются, она жарко шепчет мне на ухо: не прекращай. Я не прекращаю, и, наконец, я словно расщепляюсь надвое и падаю на нее, исходя вздохами, и мы вместе пытаемся отдышаться.

Я скатываюсь с ее теплого тела и ложусь рядом на постель.

– Это что‑то… – говорю я, переводя дух.

– Нереальное, – заканчивает фразу Нора.

Развалившись поперек моего туловища, Нора отдыхает. Она поигрывает волосами на моей груди, наматывая их на палец, а я молча за ней наблюдаю. Тихонько гудит кондиционер, а в воображении вновь и вновь прокручиваются события последних минут. С лица Норы еще не сошел возбужденный румянец, лицо пышет свежестью. Она нестерпимо прекрасна. Нора успела снять блузку и теперь лежит совсем голая, из всех украшений на ней лишь глаза да пухлые губки, да тату с одуванчиком посреди спины.