Я подаюсь вперед, чтобы прижаться к ее губам, а она уклоняется и ловко выскальзывает из моих рук. Вернувшись к плите, оборачивается и подмигивает. Адская женщина. Хороша, чертовка.

Пока Нора говорит, я стараюсь ее не трогать, держу руки в узде. Она рассказывает о родителях и особняке в Лас‑Вегасе, о том, как все лето училась играть на пианино. Уроки музыки, личный бассейн и горячее солнце Невады. Райская жизнь.

Обминая капустные листья с оливковым маслом, Нора рассказывает про сестру и про то, как она смешно ее разыгрывала, и про одну зиму в Южной Калифорнии, которую и зимой‑то назвать нельзя. Рассказывает про пальмы и жуткие пробки на дорогах. В ту зиму она завела себе подругу по имени Педра; ее брат вскоре стал мужем Стейси, сестры Норы. Это тот самый врач, которого я нашел в интернете. Тот, с кучей дипломов и большой белозубой улыбкой. При воспоминании о той зиме у нее на лице появляется болезненное выражение, и мне вспоминается кукольный Кен с фотографии в профиле.

– У тебя был парень в Калифорнии?

– Типа того, – отвечает она, не глядя на меня.

Явно что‑то скрывает. Неспроста это, неспроста. Еще немного, и я с ума сойду.

– Ну и как он? – спрашиваю я, хотя сам понимаю, что она не станет распространяться.

Нора открывает духовку и ставит на решетку плоский противень с зелеными листьями. Забивает время на таймере и, наконец, поворачивается ко мне.

– Ты уверен, что хочешь вдаваться в подробности? Если мы это затронем, потом дать задний ход не получится, учти.

Хочу ли? А что мы такого «затронем»?

Конечно, я хочу знать о ней все, но как я поведу себя перед лицом правды? Может, лучше немного потянуть время? Ну что плохого в неведении? Не зря ведь говорят, что неведение – благо.

Нора стоит, сложив руки перед собой, и выжидающе на меня смотрит. Да, по‑моему, я готов еще немного протомиться в «благом неведении».

– Какое у тебя любимое блюдо? – В ее взгляде проступило нескрываемое облегчение, и по моей спине пробежал холодок – не чересчур ли она напряглась для рядовой ситуации?

Нора оказалась права. Капуста у нее бесподобная. Небо и земля в сравнении с мамиными пахучими рулетиками из детства. Она сняла листья с кочана, тонко их нашинковала и выложила на тарелку, с которой мы будем лакомиться. И все. Блюдо превзошло все мои ожидания. Нора уселась на кухонную столешницу и скармливала мне кусок за куском. Капуста была соленая, с чесночком, и, учитывая, что каждую порцию она припечатывала поцелуем в губы, я так всю сковороду и умял.

– Я ведь говорила, что получится вкусно. – Нора плеснула жидкого мыла на сковороду, взялась за посуду, и мне подумалось, что я должен хотя бы предложить помощь.

Наверное.

– Помочь тебе?

Нора оборачивается с удивлением, и ее губы расплываются в полуулыбке, словно я держу в руках беленького щеночка.

– Давай кое‑что проясним, – начинает она, облизнувшись, и я к ней подхожу. – Мало того, что ты ведешь себя как святой, у тебя божественная фигура и разум философа, так ты еще и с посудой помогаешь?

С каждым словом я раздуваюсь от гордости.

На губах Норы играет восторженная улыбка. Мне нравятся ее неприкрытые эмоции. Она не потонула в моей рубашке – та в обтяжку сидит на груди и бедрах. Теперь рубашка пропитается запахом Норы, больше не буду ее стирать. Ну, может, и постираю когда‑нибудь, но точно не сейчас. В последнее время у меня вообще мало скапливается белья.

Я стою позади нее, а она рассеянно моет посуду. Задумчиво трет губкой сковороду – о чем замечталась?.. Может, о том, какой я помощник? Неужели путь к ее сердцу совсем не тернист?..

Поразмыслив, я отвечаю:

– Так и есть, крохотуля. Я мою посуду.

Зажав пенную губку в своих длинных пальцах, Нора окунает ее в мыльную воду.

– Еще раз, что там про крохотулю ?

Она слегка запрокидывает голову, и взгляду предстает ее шея. Не знаю, умышленно она меня распаляет или так просто получается. По‑любому, я редкий счастливец.

– Я ведь старше тебя.

Я беззвучно смеюсь, и ее шея покрывается мурашками. Интересно, это на меня она так реагирует? Охренеть! По ходу, на меня. Обхватываю Нору за талию, она подается ко мне, целую ее под горлом, чуть выше изгиба.

– Зато я крупнее. – Еще один поцелуй. Мой язык скользит по теплой коже, и Нора стонет, изнемогая. Плавно переведя руки к ее бедрам, легонько сжимаю.

– Крупней? Да уж прям? – Она подается назад, прижимаясь ко мне ягодицами.

– А вот и да. – Положив ладони на ее грудь, нежно потираю и глажу. Нащупав под тонкой футболкой соски, чуть прижимаю их пальцами, и они моментально твердеют. Берусь за них и кручу, и каждый от прикосновения становится тверже. Нора уже стонет, прерывисто дышит и подвывает.

Посуда забыта, ее ладони застыли в воде. Я скольжу рукой по ее животу и останавливаюсь, не зная, стоит ли двигаться ниже. Она, словно угадав мои мысли, бросает на меня взгляд через плечо.

– Делай все что захочешь, как раньше, ты помнишь?

С ней не надо ничего изображать и волноваться о производимом впечатлении. Можно быть сильным или слабым, крутым или робким. С ней не приходится преодолевать мучительные сомнения, обдумывать каждый шаг и произнесенное слово. Я через все это вправе перешагнуть. Рядом с ней просто спокойно и не нужно слов. Такого я никогда не испытывал.

Повернув кран, Нора выключает воду, споласкивает руки.

– Чего тебе хочется? Скажи. – Двигая бедрами, она трется о меня задом. – Не бойся. Я хочу тебя. Ты мне нужен.

– Повернись, – рычу я, едва узнавая свой голос.

Нора без колебаний разворачивается лицом ко мне. На ее лице – непривычная робость. Она смущена, вся трепещет. Вновь обретенная скромность очень неожиданна и очень возбуждает.

– Сказать тебе, чего хочу? – Я как‑то еще умудряюсь внятно общаться, хотя голова давно идет кругом. Меня прямо трясет в предвкушении. Очень хочется к ней прикоснуться. Я пожираю ее глазами, не веря в собственную удачу. – Я хочу, чтобы ты села на этот стул.

Тянусь к ближайшему от меня стулу, уводя Нору от раковины. С ее пальцев капает вода, а у меня совсем взмокли штаны. Она усаживается на стул, сложив на коленях руки.

– Теперь встань, – инструктирую я.

Она повинуется, и я стягиваю с нее свои боксеры. Задираю рубашку ей на голову и как зачарованный смотрю на полные загорелые груди, на твердые напрягшиеся соски. Это тело можно лишь созерцать, ему можно лишь поклоняться.

– Садись, – приказываю я, опускаясь на пол.

Она садится, и я скольжу пальцами вверх по ее ногам до линии, где начинаются бедра. Нора охвачена дрожью, она глядит на меня, и каждый раз, когда наши взгляды встречаются, у нее перехватывает дыхание. Я нежно развожу в стороны ее бедра и, подавшись вперед, начинаю их целовать. Она запускает пальцы в мою шевелюру и массирует голову, пока я одариваю ее тело своим обожанием. Я дразню Нору пальцами, провожу вдоль щели, запускаю один вглубь и слежу за лицом. Она откидывает голову и закатывает глаза, ее губы размыкаются в экстазе.