Я чувствовал – после того, как мне пришлось испытать всевеличие Любви Всеобъемлющей, вновь предстали передо мной повседневные ипостоянные угрозы бытия. Я думал – чего же в конце концов надо от меня этомупсу, последовавшему за мной в такую даль? Ведь я – всего лишь паломник, идущийна поиски своего меча и не наделенный ни терпением, ни желанием, необходимымидля того, чтобы вступать в какие-то отношения с людьми или животными, которыепопадаются ему на пути.

Припомнив монахов, владевших искусством говорить без слов, япопытался высказать все это взглядом – но пес не шевельнулся. Он продолжалвзирать на меня неотрывно, безмолвно, бесстрастно, всем видом своим показывая,что вцепится мне в горло, как только я отвлекусь или выкажу страх.

Страх! А страха не было. Уж больно глупа была ситуация, вкоторую я попал, чтобы еще и пугаться. Но желудок меж тем сводила судорога, и ячувствовал позывы к рвоте. Да, я был напряжен, но не напуган. Иначе глаза бывыдали меня, и, заметив в них страх, эта зверюга вновь кинулась бы на меня, какбыло в прошлый раз. И я не отвел глаза даже в ту минуту, когда скореепочувствовал, чем увидел, что справа по тропинке приближается ко мне какой-тосмутный силуэт.

Вот он помедлил одно мгновенье, а потом направился прямо кнам. Пересек невидимую линию, протянувшуюся от глаз пса к моим глазам, и что-топроизнес. А что – я не разобрал. Только понял, что голос принадлежит женщине ичто пришла она с добром и дружбой, знаменуя начало светлое и положительное.

И в ту долю секунду, на которую силуэт ее заслонил меня отпесьих глаз, я почувствовал, что судороги больше не сводят мне нутро. У меняпоявился могущественный друг, принявший мою сторону в этой бессмысленной иненужной схватке. И когда силуэт сдвинулся, вновь открывая меня взгляду собаки,та вдруг опустила голову. Вскочила, метнулась за дом – и скрылась из виду.

И только тогда сердце мое сжалось от страха. И началасьтакая, по-ученому говоря, тахикардия, что я подумал: сейчас брякнусь в обморок.Чувствуя, как все плывет перед глазами, я взглянул на дорогу, по которойнесколько минут назад шли мы с Петрусом, – взглянул, чтобы отыскать силуэтженщины, давшей мне сил одолеть собаку.

Женщина оказалась монашенкой. Она удалялась в сторонуАсофры, лица ее я не видел, но голос помнил, и сообразил, что ей никак небольше двадцати с чем-то лет. Я смотрел ей вслед и едва различал тропинку, покоторой она шла.

– Это она… Это она помогла мне, – бормотал я, все ещепребывая в некотором одурении.

– Мир и так полон загадок и чудес, так что лучше обойтисьбез фантазий, – молвил Петрус, беря меня под руку. – Она шла из монастыря вКаньясе, что километрах в пяти отсюда. Разумеется, отсюда его не видно.

Сердце мое продолжало колотиться, и мне все еще былонехорошо. Я не успел оправиться от пережитого, а потому молчал и не просилобъяснений. Опустился на землю, и Петрус смочил водой мой лоб и затылок.Вспомнилось – он так же вел себя, когда мы вышли из дома женщины, но в тот денья хоть и плакал, но чувствовал себя хорошо. Теперь все было ровно наоборот.

Петрус дал мне немного прийти в себя. Холодная вода помогласовладать с тошнотой. Все постепенно возвращалось в норму. Когда же я оправилсяокончательно, мой спутник попросил двинуться в путь, и я повиновался. Но черезчетверть часа вновь ощутил полнейшее изнеможение. Мы присели у подножьястолбика, увенчанного крестом, – такими каменными вехами в Средние векаотмерялись участки Пути Сантьяго.

– Страх нанес тебе больший ущерб, чем собака, – заметилПетрус, покуда я отдыхал.

Я хотел постичь причину этой странной встречи.

– Ив жизни, и на Пути Сантьяго случается много такого, чтоне зависит от нашей воли. Помнишь, когда мы с тобой только встретились, я сказал,что во взгляде цыгана прочел имя демона, с которым тебе доведется столкнуться.Я был очень удивлен, узнав, что демон этот примет обличье собаки, но тогда нестал ничего говорить тебе. И только потом, когда мы пришли в дом той женщины иты впервые выразил Любовь Всеобъемлющую, я увидел твоего врага. И, прогнавсобаку хозяйки, ты не указал, куда ей идти, помнишь? Ничто не пропадает, всепреображается. Ты не вселил легион бесов в свиней, как поступил Иисус. Тыпросто отогнал собаку. И теперь эта смутная сила бредет за тобой следом. Ипрежде, чем ты отыщешь свой меч, тебе предстоит решить – хочешь ли тыподчиниться этой силе или возобладать над ней.

Я чувствовал себя уже бодрей. Глубоко вздохнул, чувствуялопатками холодный камень придорожного столбика. Петрус дал мне еще немноговоды и продолжал:

– Случаи одержимости происходят чаще всего, когда людитеряют власть над земными силами. Проклятие цыгана навсегда вселило страх в туженщину, а страх проломил брешь, через которую проник Вестник смерти. Этобывает не слишком часто, но и не очень редко. И зависит в очень большой степениот того, как отвечаешь ты на угрозу своих ближних.

На этот раз мне самому припомнился библейский стих из КнигиИова: «То, чего я боялся, случилось со мной; То, чего ужасался, пришло ко мне».

– Пока ты не принял угрозы, ничто не угрожает тебе. Вступаяв Правый Бой, никогда не забывай об этом. И о том, что отступление, так же какатака, – неотъемлемая часть боя. А вот леденящий, сковывающий страх – нет.

В ту минуту я не ощущал страха. И, сам удивившись, сказал обэтом Петрусу.

– Понимаю. Иначе пес набросился бы на тебя. И едва ли тывышел бы из этой схватки победителем. Ибо пес тоже не испытывал страха.Забавно, впрочем, как отнесся ты к появлению монахини. Предчувствуяположительное начало, ты, наделенный весьма плодородным воображением, увереннорешил, что кто-то пришел к тебе на помощь. Эта уверенность тебя и спасла. Хотя,видит Бог, зиждилась она на совершенно ложных основаниях.

Петрус был прав. Я расхохотался от души, и он подхватил мойсмех. Мы поднялись и продолжили путь. Я уже чувствовал легкость и бодрость.

– Тебе нужно знать кое-что еще, – промолвил Петрус. –Единоборство с псом ничьей окончиться не может – здесь возможна только победаили поражение. Пес появится снова, и тогда уж постарайся одолеть его. Доведидело до конца. А иначе тень его будет преследовать тебя до конца дней твоих.

Еще тогда, после встречи с цыганом, Петрус сказал, чтознает, как его зовут. И теперь я спросил его имя.

– Имя ему – легион, – отвечал мой спутник. – Ибо их много.