«Ну и что? – успокоил себя Блинков-младший. – В Боровке меня никто не знает, кроме Виталия Романовича. Подумаешь, покрутился какой-то мальчишка у ворот». В этот момент ему хотелось быть совсем крохотным мальчишкой. Сопливым таким.

Участок у купца первой гильдии был здоровенный. Блинков-младший в хорошем темпе бежал минут пятнадцать, поглядывая на мелькавший за деревьями особняк. Прожекторы на столбах ограды попадались через каждые сорок шагов. Их неподвижно скрещенные на снегу лучи время от времени оживали и шарили по кустам. Было ясно, что Митькино бегство не успокоило охрану.

Обогнув особняк, он свернул вправо, к болотам, и еще долго видел промельки света за спиной. Теперь прожекторы помогали: раз светят в затылок, значит, не сбился с направления. А лес редел! Еще пять минут хода – и в путанице ветвей мелькнула низкая луна.

Блинков-младший вышел на болота.

Огни Боровка светились всего-то километрах в двух, впереди и чуть справа – лишнее подтверждение тому, что Митек шел по пути болотных копателей. Если повернуть обратно, церковь окажется точнехонько за левым ухом.

На болотах гулял ветер. Из-за быстрых туч то краешком, то целиком показывалась луна, и тогда становилось так светло, что Блинков-младший различал стрелки часов: половина десятого. Наверняка Мелкий Рубчик возвращается в особняк, если уже не вернулся, разминувшись с ним в лесу. Митек зашел за куст и достал из рюкзака сделанный папой маскхалат. Простыня с веревочными тесемками была большая и налезла поверх рюкзака. Теперь он был уверен, что если наткнется на болотных копателей, то увидит их первым.

Болото шло под уклон к реке. Въехав на кустистый пригорок, Блинков-младший разглядел впереди сотворенную им лужищу. Ну и здоровенная! С футбольное поле. Выдавленную из болота жижу схватило ледком, и ветер гонял по нему маленькие снежные смерчи. Придется объезжать, и лучше справа, держась края леса, чтобы спрятаться в случае опасности. Блинков-младший уже поднял палки, чтобы оттолкнуться и съехать с пригорка…

…и вдруг увидел болотных копателей!

Их было четверо. Ну да, он давно подозревал, что третью каску из синеносовского магазина взяли не про запас. А четвертая – каска Ник-Ника – вполне могла оказаться у преступников вместе с его лопатой… Или сам Ник-Ник в своей каске сейчас шел среди тех четверых.

Блинков-младший затаился в кустах. Болотные копатели приближались. Они шли краем леса; минутой позже Митек столкнулся бы с ними нос к носу!

– Почему, почему… Я тебе как рыбак скажу. Бывает, лед висит над рекой: пробьешь лунку, а до воды сантиметров десять. А бывает наоборот: река лед взломает и пойдет по верху. Потом, конечно, застынет. А почему – Бог его знает.

– Так то на реке, там течение, – заспорил другой голос.

– Зато из болота газы выходят. Увеличилось давление, вот стенки и продавило. Паш, ты как считаешь?

– Я считаю, надо просить у Носика прибавку за риск, – практично заметил Паша. – Может, яму за секунду затопило. А если бы я там был в это время?

– Да, из болота не выплывешь, – авторитетно подтвердил рыбак. – Надо просить прибавку, только всем вместе. Сан Иваныч, пойдешь с нами?

Луна как назло скрылась в облаках. Блинков-младший пытался узнать среди болотных копателей Ник-Ника. Паша и Сан Иваныч, понятно, исключаются. Рыбак – тоже: он пузатый, а Ник-Ник на фотокарточке худой. Остается последний, тот, который спорил с рыбаком. По фигуре подходит, а голос высокий, молодой. Хотя и у стариков бывают высокие голоса.

– А Сан Иванычу все по фигу, – сказал Молодой Голос. – Вот спросите его, что мы выкапываем.

– Звяки, – ответил Сан Иваныч. – Я знаю, что за каждый первый звяк мне платят сто долларов, а если буду копать дальше, то не заплатят. Вот я и не лезу дальше. И прибавки просить сам не пойду и вам не советую. Не наглейте, мужики. В охране мы месяц работаем за двести долларов, а тут можно за неделю столько срубить.

В охране! Блинков-младший перевел дух. За минуту он узнал не меньше, чем за весь прошедший день! И тут Молодой Голос – последний, кто мог оказаться Ник-Ником, – сделал ему еще один подарок.

– Три ямы, и в каждой звякало, – вслух подумал он. – И как только Носик угадывает, где копать?

Охранники удалялись; если кто-то и ответил Молодому Голосу, то Блинков-младший не расслышал. Но и один вопрос говорил о многом!

Во-первых, Молодой Голос не мог быть Ник-Ником. Пропавший кладоискатель безо всякого Носика прекрасно знал, где копать.

Во-вторых, ям с кладами было не две, а три. Из одной Ник-Ник достал пушку, вторую затопило, а что с третьей? То ли ее тоже залило разлившейся жижей, то ли клад из нее выкопали раньше.

В-третьих, теперь окончательно ясно, что Ник-Ник похищен. Среди болотных копателей его нет. Места, где спрятаны клады, показывает опять же не Ник-Ник, а Носик (и он же платит за работу). То есть ничто не говорит о том, что Ник-Ник добровольно подарил или продал тайну кладов. А раз не добровольно, то его заставили. Пытали?

И, наконец, главное: «НОСИК» – ЭТО СИНЕНОСОВ! А кто же еще, если его охрана в его касках идет с раскопок в его особняк!

Блинков-младший сильно оттолкнулся палками, съехал с пригорка и побежал к мерцавшим в ночи огням города. Морозный ветер бил в лицо и надувал самодельный маскхалат из простынки. Непонятый, оскорбленный, изгнанный самым родным человеком, сыщик возвращался, чтобы ему помочь.

Огни Боровка приближались медленней, чем хотелось бы. Напрямик до них оставалось километра полтора, но Блинкову-младшему приходилось огибать разлившееся болото. По кустам, по камышам и кочкам да еще в темноте не разбежишься. Он двигался не быстрее пешехода, объезжая густые заросли и проламываясь сквозь жидкие.

Кочек попадалось все меньше; камыши стали редеть, и, наконец, Блинков-младший выехал на речной лед. Боровок был в сотне шагов, но – вверх по обрыву, остановившему французскую армию. Обрыв Митек сегодня уже штурмовал, только без рюкзака и днем. Повторять этот опыт сейчас он бы не стал ни за какие коврижки. Оставалось идти вдоль реки, в обход, а это еще полтора километра.

По ровному заснеженному льду можно было бежать. Блинков-младший в хорошем темпе домчался до моста и, ставя лыжи «лесенкой», взошел по невысокому скату на дорогу.

Отсюда начинался подъем в город – пологий и длинный «тягун». На таких даже автомобильные моторы перегреваются. А поскольку Митек одолевал «тягун» на лыжах, с рюкзаком за плечами, то пар от него повалил, как от вареной картошки. Дойдя до вершины, он уселся в снег и начал развязывать веревочные тесемки маскхалата. Пальцы дрожали и путались в узлах. От усталости в голове было пусто. Он смотрел на церковь и тупо думал: «Церковь». Смотрел на мост и думал: «Мост». Потом взглянул на болото и подумал: «Фары»…

ФАРЫ!!! Ночью! На болоте, куда и днем-то никто не сунется, потому что и опасно, и незачем!