– Прости, – резко говорю я. – Я не могу. Это твой первый раз, и ты заслуживаешь чего-то – кого-то – лучше меня.

Она не говорит ни слова, но даже в темноте я вижу, как сильно покраснели ее щеки. И она кусает нижнюю губу, словно старается не расплакаться.

Молчание Грейс только усиливает охватившее меня чувство вины.

– Сейчас я в полном дерьме. Мне было очень здорово с тобой, но… – Я сглатываю ком в горле. – Я не могу предложить тебе серьезные отношения.

Грейс наконец-то решается подать голос, в котором слышатся напряжение и смущение.

– Но ведь я не прошу тебя жениться на мне, Логан.

– Знаю. Но секс… секс – это серьезно, понимаешь? Особенно для девственницы. – Я говорю с запинками и чувствую себя настоящим подонком. – Ты не захочешь этого со мной, Грейс. Я запутался сам в себе и, кажется, использовал тебя, чтобы отвлечься от всего того дерьма, что переживаю сейчас, чтобы забыть другую, и…

– Другую? – обрывает она меня, и ее голос звенит от ярости. – Ты влюблен в другую?

– Да. Нет, – быстро говорю я, и тут же из меня вырывается стон. – Я думал, что влюблен, и возможно, до сих пор так и есть. Я не знаю, понимаешь? Могу лишь сказать, что несколько месяцев я был сам не свой из-за нее, и будет нечестно по отношению к тебе, если мы… сделаем это… когда я… – Я умолкаю, не в силах продолжать из-за стыда и неловкости.

Грейс, избегая смотреть мне в глаза, соскакивает с кровати и хватает футболку со спинки стула.

– Ты использовал меня, чтобы забыть другую? – Она натягивает футболку через голову. – Я была твоим способом отвлечься?

– Нет. Честное слово, ты мне очень нравишься. – Я съеживаюсь от жалостливых ноток в своем голосе. – Я не использовал тебя намеренно. Ты чертовски классная, но я…

– О боже, нет, – обрывает она меня. – Пожалуйста… просто уже замолчи, Логан. Сейчас я не в состоянии вынести эту речь в духе «это не твоя вина, а моя». – Она проводит руками по волосам, тяжело дыша. – Боже. Это было большой ошибкой.

– Грейс…

Но она снова обрывает меня:

– Сделай мне одолжение?

Мне трудно говорить из-за вставшего в горле кома.

– Все, что захочешь.

– Уйди.

Чуть не подавившись, я делаю глубокий вдох, не обращая внимания ни на жжение в горле, ни на ноющую боль в груди.

– Я серьезно. Просто уходи, ладно? – Она смотрит мне прямо в глаза. – Я очень, очень хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас.

Мне следует сказать еще что-нибудь. Снова попросить прощения. Утешить ее. Успокоить. Но боюсь, она может ударить меня или еще хуже – закатить истерику – если я приближусь к ней.

К тому же Грейс уже подходит к двери и распахивает ее. И ждет, не глядя на меня.

Ждет, когда я уйду.

Черт. Как же сильно я облажался! По дороге до двери я физически ощущаю боль в сердце. Остановившись в дверном проеме, я нахожу в себе смелость снова посмотреть ей в глаза.

– Мне жаль.

– Да, тебе есть о чем жалеть.

Последнее, что я слышу, когда выхожу в коридор, это звук захлопывающейся за моей спиной двери.

Я всегда отказывался искать утешения в бутылке. Если на душе было погано, если я был расстроен или испытывал душевные муки, то всячески избегал спиртного, потому что боялся, что когда-нибудь стану слишком сильно зависеть от него. Что это войдет в привычку.

Но черт побери, сейчас мне действительно не помешало бы выпить.

Борясь с желанием, я прохожу мимо бара в гостиной и бросаюсь к раздвижной двери на кухне. Сигареты. Тоже пагубное пристрастие, но сейчас это меньшее из двух зол. Я просто пущу никотин по венам – возможно, это поможет справиться с огромным грузом вины, поселившимся внутри меня.

– Все нормально?

Я, здоровый крутой хоккеист, чуть ли не на метр подпрыгиваю от звука голоса Ханны.

Развернувшись, замечаю ее у раковины, с пустым стаканом в руке. Наверное, я был так погружен в себя, что по пути к двери просто пролетел мимо нее.

Господи, но сейчас Ханна – последний человек, которого я хочу видеть.

И посмотрите-ка на нее – она опять одета в хоккейный свитер Гаррета. Так и тычет мне этим в лицо, не находите?

– Да, все отлично, – отходя от двери, бормочу я. Планы меняются. Передоз никотином уже не нужен. А вот спрятаться в своей комнате будет самое оно.

– Логан. – Она осторожно подходит ко мне. – Что стряслось?

– Ничего.

– Врешь. Ты выглядишь расстроенным. У тебя все в порядке?

Я вздрагиваю, когда она касается моей руки.

– Я не хочу об этом говорить, Уэллси. Правда не хочу.

Ее зеленые глаза изучают мое лицо. Да так долго, что от чувства неловкости я начинаю топтаться с ноги на ногу и снова отвожу глаза. Затем пытаюсь сделать еще шаг, но девушка останавливает меня, преграждая путь, и издает стон отчаяния.

– Знаешь, что?! – восклицает она. – Я, черт подери, так больше не могу.

Я изумленно моргаю:

– О чем это ты?

Но вместо того чтобы ответить, Ханна хватает меня за руку. Так сильно, что удивительно, как сустав остался на месте. Она тащит меня к кухонному столу и насильно усаживает на стул. Боже мой. А она чудовищно сильная для своих миниатюрных размеров.

– Ханна… – смущенно начинаю я.

– Нет. Хватит уже ходить вокруг да около. – Она выдвигает стул и садится рядом со мной. – Гаррет все твердит мне, что ты справишься с этим, но становится только хуже, и эта неловкость между нами – она мне надоела. Раньше ты тусовался с нами, мы все вместе ходили в «Малоун» и смотрели кино, а теперь ты избегаешь нас, а я так скучаю по тебе, понимаешь? – Она так расстроена, что мне видно, как дрожат ее плечи. – Так что давай расставим все по своим местам. Разберемся с этим напрямую.

Она делает глубокий вдох, заглядывает мне в глаза и спрашивает:

– Ты влюбился в меня?

Ох ты черт!

Почему, ну почему я не отправился сразу к себе в комнату?!

Сжав зубы, я отодвигаю свой стул.

– Что ж, это было весело, а теперь я поднимусь наверх и, пожалуй, убью себя.

– Сядь, – грозно приказывает Ханна.

Моя задница висит над стулом, но резкость в ее голосе слишком сильно напоминает мне орущего на нас тренера Дженсена, и моя привычка уважать тех, кто имеет авторитет, побеждает. Я опускаюсь обратно на стул и устало вздыхаю:

– Какой смысл говорить об этом, Уэллси? Мы оба знаем ответ на этот вопрос.