– Иди, ангелочек, – милостиво махнула рукой в перчатке мадам де Веруа. – Буду ожидать тебя в кабинете лекаря.

Величаво, будто была не в особняке безродного лекаря, а на балу в королевском дворце, графиня пошла по коридору, едва не задевая стены широкими юбками. Это было странно – видеть лиловый атлас, просвечивающий сквозь окружающее мадам оранжевое облако. Оно было чистым, без пятен и дыр. А это значило, что графиня здорова, горделива и уверена в себе, как никогда. Мне это на руку. Лекарь не посмеет перечить любовнице короля, а потому стоит расположить к себе графиню и сделать так, чтобы она во мне нуждалась. Ей наверняка что-то нужно – уж больно она любезна и ласкова. Глядя красавице вслед, я подумала: возможно, единственный для меня выход заключается в том, чтобы вылечить всех вокруг себя и затем жить без болей среди здоровых. От этой мысли и от перспективы сбежать отсюда я повеселела и направилась к винтовой лестнице.

В своей комнатке я подперла дверь стулом и начала приводить себя в порядок. Как же приятно было ощущать майское тепло после подвальной сырости! Переступив порог, я осмотрелась, с надеждой думая, что, возможно, больше сюда не вернусь.

Но тут же в лицо ударило морозной колкостью.

– Быстро же ты отказываешься от своих обещаний! – прошипело привидение.

– Мне нужно завести богатых и благодарных друзей, тогда будет проще разобраться с лекарем, – ответила я. – Пока же скорее я присоединюсь к тебе, чем помогу. Разве ты не понимаешь?

– Королевская блудница никому не будет другом, кроме себя самой.

– Но она обязана мне!

– Напоминай ей об этом почаще, и не заметишь, как тебя придушат в укромном местечке. Или отравят.

– Ты не знаешь этого, – ответила я, продолжая спускаться.

– Не всё надо знать, но всё чувствовать.

– Я не отказываюсь от обещания, – буркнула я, выходя на второй этаж.

Я не стала объяснять привидению, что уже почти физически ощущаю опасность, представляю, как страшные щипцы лекаря касаются моей кожи… Нет, если не уйти сейчас, мне не покинуть этот дом живой, – твёрдо решила я. Привидение, как всегда подслушало мои мысли, а потому замолчало, но продолжало сопровождать ледяным шлейфом.

Белый, как стена, Этьен, преградил дорогу.

– Святая Инесса куда-то собралась, не успев воскреснуть? – мрачно спросил младший Годфруа, испытующе сверля меня взглядом.

– Сударь, пропустите, – уже не так смело проговорила я. – Я вам признательна за помощь, но графиня приглашает меня во дворец. Она тоже хочет выразить благодарность.

Глаза Этьена горели, а кожа под чёрными волосами была такой бледной, что он походил на мертвеца. Я попыталась выглядеть беспечной и радостной, хотя у самой затряслись поджилки.

– Решила стать королевским ведром для помоев? Всегда под рукой? – спросил он и глянул мне за спину: – И кому ты там обещалась?

– Пустите, сударь, это не ваше дело! С меня довольно ваших оскорблений! – фыркнула я, пытаясь скрыть свой страх. – Я всего лишь собираюсь на небольшую прогулку. Неужели я – пленница в этом доме? Или вы предпочитаете приковать меня цепью в подвале?

Судя по виду Этьена, он знал, где я только что побывала, и боялся, что тайны их жуткой семейки узнает кто-то ещё. Над головой Годфруа-младшего дрожало пятно фиолетовой дымки с грязно-красными всполохами. Святые угодники! Как мне надоело видеть эти кровавые признаки ярости над головами. Отчего в людях столько злобы? Или мне просто повезло оказаться среди таких?

– Не волнуйтесь, сударь, я не болтлива. Это не в моих интересах.

Он сжал моё предплечье.

– Абели, ты должна остаться.

Я попыталась высвободиться, но тщетно.

– Нет, я поеду. Но, увы, вернусь. Мне всё равно пока больше некуда идти, – упрямо заявила я.

Он притянул меня обеими руками и, наклонившись прямо над моим лицом, напряжённо произнёс:

– Там, где слишком много мёда, оказывается слишком много ос, шмелей и прочей кусачей нечисти. Смотри, как бы потом эта жадная туча не разлетелась от твоего трупа.

Всполохи над его макушкой стали ярко алыми, и мне почудилось, что даже в карих глазах Этьена появился красноватый отблеск.

«Угрожает… – подумала я, и сердце рухнуло в пятки. – Спаси и сохрани, Господи!»

– Мадемуазель Абели! – появилась на лестнице Женевьева. – Вас ожидает мэтр в своём кабинете.

Наверное, никто и никогда так не радовался появлению этой грымзы. Я живо крикнула:

– Подождите меня, Женевьева! Я спускаюсь! – и, вырвавшись из лапищ Этьена, ринулась по лестнице к ней.

– Как бы тебе не пожалеть об этом! – бросил он вслед.

– И ведь он чертовски прав, – прошелестело привидение.

Но меня было не остановить. Я не стану выбирать между лживым лекарем, его злобным сыном и ледяным привидением. Лучше останусь с блудницей. А она не захочет меня отпускать, нутром чую.

Лекарь позволил мне ехать с графиней на удивление легко. Перед этим он воткнул в привычную точку меж моих бровей китайскую иглу и вышел обсудить что-то с Женевьевой. Мой взгляд коснулся старинной чёрной книги на столе лекаря – жаль, мне так и не удалось разгадать ее секретов, точнее моих. Был бы фолиант поменьше, я бы наверняка его стащила.

Но мсьё Годфруа быстро вернулся, снял иглу и благодушно пробормотал напутствия. По-моему, его забавляла роль доброго дядюшки. Мне же стоило большого труда находиться рядом с мсьё, ибо хотелось выцарапать ему глаза за всю сотворённую мерзость. Я даже не пыталась улыбаться и смотрела либо в сторону, либо на пушистые бурые усы – почти такого же цвета, как и сгусток облака над головой лекаря. Теперь я понимала значение этих пятен над людьми, а ведь раньше они казались мне просто последствием головных болей. Человеку в тёмном облаке доверять нельзя – от таких надо бежать сломя голову, как я сейчас.

* * *

Солнце сияло вовсю, я с улыбкой кивнула восхищённому Огюстену и проследовала к карете. Мадам де Веруа уже истомилась ожиданием, но не показала виду. Она поманила меня в окошко пальцем, и паж распахнул дверцу передо мной, как перед знатной дамой.

Признаюсь, это было приятно, хотя я и показалась себе нелепой в своём лучшем платье рядом с роскошно разодетой графиней. Наверное, все меня примут за служанку. Увы.

– Устраивайся поудобнее, ангелочек.

Графиня потрепала по волосам, как щенка, чернокожего арапчонка. Тот сидел на скамеечке возле неё и рассматривал меня круглыми глазёнками. Я улыбнулась ему. Арапчонок не ответил и продолжал смотреть, почти не мигая, будто живая кукла. Ему, наверное, года четыре, – подумала я, изумляясь: сынок Моник такого же возраста не усидел бы и пары минут на месте…

– Благодарю вас, ваша светлость, – я потупила глаза, помня, как следует себя вести благовоспитанной девушке.