– Я уговорила лекаря отпустить тебя на несколько дней. У меня невероятный дар убеждения, – лукаво прищурилась графиня, – мсьё не смог отказаться.

«Еще бы, он так любит звон монет! Интересно, сколько стоит ваше убеждение?»

– Я очень рада этому, мадам графиня.

– Зови меня Жанна, – жеманно отмахнулась от своего титула красавица.

Карета тронулась, и с лёгкой тряской мы поехали по круговой улице. Я разглядывала обитые пунцовым бархатом стенки кареты, плотные шторки с золотыми вензелями. А мадам де Веруа кривилась, глядя на моё одеяние.

– Скажи-ка, милочка, а хотела бы ты себе платье покрасивее? – наконец, спросила она.

– Об этом я могу только мечтать.

– Ах, мой ангелочек, теперь ясно: наша первая задача – найти платье, более подобающее твоей красоте. Мы возьмёмся за это немедленно. Эй, кучер, в салон мадам Шантильи! – выкрикнула графиня приказным тоном и, будто извиняясь, добавила: – Готовое платье – безусловно, моветон, но я хотела бы, чтобы ты, ангелочек, уже сегодня предстала перед моими гостями. Сегодня у меня собираются савойские господа играть в бильбоке. Ты хотела бы присоединиться?

– С превеликим удовольствием, ваша светлость. – Графиня сделала грозный вид, и я прибавила робко: – Жанна.

– Сколько тебе лет, ангелочек?

– Семнадцать.

– Ах, ты совсем ещё юна! Но, между прочим, – с улыбкой сообщила красавица, – я не многим тебя старше. А в семнадцать меня уже выдали замуж, и я покинула мою милую Францию, чтобы поселиться в Савойе. Мы прозябаем в Турине почти весь год. И я так рада каждый раз, когда герцог Виктор Амадей решает отдохнуть от государственных дел в Перуже. Да, это милая деревенька в сравнении со столицей, но здесь всё мне ближе. И воздух свежее. Ты так не считаешь, ангелочек?

Карета удалялась от дома лекаря, и постепенно меня отпускали страх и оторопь. Мне даже стало легче дышаться, несмотря на дневную жару. Я кивнула и улыбнулась:

– Увы, мне не с чем сравнивать. Мне довелось путешествовать лишь от Парижа до Лиона, а потом я жила в Сан-Приесте. Я никогда не покидала пределы Франции.

– Пожалуй, это можно назвать счастьем. Франция – центр мира, особенно Париж. Я так скучаю по Парижу! – заметила графиня. – Между нами, ангелочек, я бы не хотела жить ни в Италии, ни в Сайвое. Только в Ницце мне бывает так же весело, как в Париже. Ты была в Ницце, душечка?

– Пока нет.

– А мне приходится довольствоваться Перужем. Надеюсь, не навсегда.

Я подивилась, неужто графиня недовольна своим положением? Хотя, возможно, и ей приходится несладко. Ведь, к примеру, Моник тоже считала, что моя жизнь в доме лекаря станет раем…

Карета остановилась, и рослый паж распахнул дверцу:

– Салон мадам Шантильи, госпожа, – почтительно склонился он.

– Кстати, милочка, я очень любопытна, – сверкнула глазами графиня, – а таких прелестных и загадочных существ, как ты, я ещё не встречала. Надеюсь, ты расскажешь мне о себе всё? Предупреждаю, я буду настойчива.

«Ложь – это грех, но когда пальцы сложишь крестом, он поменьше…», – говаривала нянька Нанон.

– Буду рассказывать, пока вам не наскучит слушать, – улыбнулась я и скрестила под ридикюлем пальцы.

– Ах, всё-таки, верно то, что ты – сущий ангел, – воскликнула графиня.

* * *

Салон мадам Шантильи показался мне собранием невероятных сокровищ. Как ещё можно было назвать подобное изобилие тонких кружев, атласных лент и изысканных тканей? Здесь было всё, о чем только могла мечтать девушка. На обтянутых серой материей манекенах, имитирующих женские фигуры, идеально сидели платья: белое бархатное с алыми шёлковыми вставками, голубое с нежнейшим газом на цветном чехле, розовое в букетиках роз с крупными бантами на распашной робе.

Пока графиня принимала комплименты от владелицы и целого сонма швей, я с благоговением рассматривала окружающую меня красоту, любовалась волнами шелка и парчи, в мгновение ока разматываемыми из рулонов перед знатной посетительницей. Я тихонько дотрагивалась то до мягкого муслина, то до ворсистого бархата, то до вышитых золотом позументов на лацканах жакета, висящего у стены, и чувствовала, будто прикасаюсь к святыням. Как же здорово, наверное, менять красивые, никем не ношеные до тебя платья, обсуждать новые фасоны и кружиться в роскошном наряде на балу!

– Нам нужно одеть этого ангелочка поприличнее, – графиня, наконец, обратила внимание льстящих женщин на меня. – У нас нет времени на портних. Покажите нам готовые платья. И побольше. В крайнем случае, такие, чтобы можно было быстро переделать.

На немой вопрос мадам Шантильи графиня пояснила:

– И не предлагайте нам ничего простого. Мадемуазель должна выбирать из лучшего.

При этих словах я утратила бдительность и растаяла. Ах, святая Клотильда! Неужели это происходит со мной? Подумаешь, королевская блудница, зато она умеет благодарить за оказанную ей услугу, а не кормить обещаниями и грубить, как Этьен.

Возле меня засуетились служанки и сама владелица салона. Я стояла перед зеркалом, смущенно улыбаясь, расширенными глазами глядя на великолепные одеяния, которые по странной воле случая могли стать моими. Остановиться на том или этом наряде было трудно, но я была готова продолжать примерки бесконечно. Наконец, в зеркале в полный рост появилась разрумянившаяся красавица в лазоревом платье, обрамленном по декольте и манжетам венецианскими кружевами – контрабандными, как шепнула мне на ухо мадам Шантильи. В корсаже было тяжело дышать, но я сияла от радости, пробегая пальцами по вышивке на узком лифе, по шелковым складкам широкой робы – такого же фасона, как у самой графини – с батистовой нижней юбкой, и верхней из лионского шелка в три яруса с гофрированными рюшами понизу.

Расторопные служанки принесли из лавки обувщика изящные туфельки точно по моему размеру. Ну не чудо, ли? К тому же теперь на мне были даже шёлковые чулки с кружевными подвязками. Поддерживающие мягкие валики на хлопке приятно сжимали ногу чуть выше колена. И пусть чулки никому были не видны, надев их, я почувствовала, что изменилась будто по мановению волшебной палочки.

– Это, правда, я? – прошептала я поражённо.

– Вне всяких сомнений, милочка, – с не меньшим изумлением пробормотала мадам де Веруа, придирчиво разглядывая меня в зеркале. – Честное слово, если б я не знала, что ты служишь мсьё Годфруа, я бы решила, что ты родом из одной из лучших дворянских семей.

Я зарделась.

– Что такое, ангелочек? – у графини вопросительно изогнулась бровь.

– Отчасти так и есть, – выдала я свой секрет новой знакомой. – Мой отец – граф де Клермон-Тоннер.

Реакция графини была неожиданной, она нахмурила тонкие брови, и у неё вырвалось:

– Хм… это меняет дело.

– Какое дело? – удивилась я.