Причина в том, что римская семья отличалась от современной западной семьи. Основой западной семьи – в идеале, по крайней мере – является супружеская пара. Всё вращается вокруг них – мужа и жены, матери и отца. Новые семьи создаются, когда заключаются браки. Если бы вы проводили столько же времени, сколько я, на форумах, посвящённых отношениям – извините, что втянула вас и в это – вы бы знали, как часто англоязычные комментаторы советуют авторам постов ставить на первое место своего супруга или супругу. Обычно об этом заходит речь, когда родители не одобряют брак или нуждаются в уходе. Когда возникает подобный конфликт, кто-нибудь обязательно скажет: «Ты должна сначала думать о муже, а уже потом о матери!», или «Если ты не можешь защитить мужа от матери, ты не справляешься с обязанностями жены!» или «У тебя теперь есть собственная семья, и она должна быть для тебя важнее всего остального!»[103] Последний совет, например, адресован мужчине, которому приходилось одновременно заботиться об умирающей престарелой матери и поддерживать беременную жену, и большинство людей советовали ему сдать мать в дом престарелых и целиком сосредоточиться на жене и «собственной семье». Римлянину подобная реакция показалась бы не просто странной, а отвратительной. Прямо-таки оскорбительной. Он счёл бы её неестественной и отталкивающей. Словом «семья» (familia) римляне (я имею в виду прежде всего представителей высшего класса) называли не маленькую ячейку общества, созданную мужем и женой, а нечто вроде клана или племени, ядром которого был старейший родственник мужского пола. С точки зрения римлян, браки не создавали новых семей. Браки были союзами между семьями, сохранявшими самостоятельность.

Римская familia включала близких и дальних родственников, а также рабов и бывших рабов, получивших ограниченную свободу, но до конца своих дней сохранявших связи с семьёй и семейное имя. Членами семьи считали и людей со стороны, получивших этот статус в результате усыновления, и всех покойных родственников, о которых напоминали их посмертные маски на стенах и которые навсегда оставались неотъемлемой, живой частью семьи и её репутации. Таким образом, familia – это большая группа людей, как живых, так и умерших, объединённых кровным родством, обязанностями по отношению друг к друг, чувствами и законом, а не современная западная семья из мамы, папы и 2,4 детей. В состав familia входило много домохозяйств (domus): это люди, живущие вместе, то есть уже ближе к маме, папе, и детям, но кроме них частью домохозяйства мог быть бывший раб Полибий, кормилица и пять рабов, которые делают всю работу по дому. Можно усмотреть (боюсь, эта теория не выдерживает критики, но мне она нравится) пережитки этой римской familia в сицилийской Семье с большой буквы – той, которая показана в фильмах серии «Крёстный отец». Эта Семья возглавляется боссом, которого окружают советники, и если кто-то решил, что может покинуть Семью, женившись на женщине со стороны, его быстро вернут обратно, потому что от семьи не сбежишь, Майкл (простите!). На римские семьи лучше смотреть как на племена или кланы, а не как на нуклеарные семьи в маленьких домиках, потому что familia – нечто гораздо большее, чем отдельный человек, и даже более важное, чем государство[104]. Именно familia лежала в основе римской культуры и общества, особенно высшего – впрочем, только о нём нам известно достаточно много.

Таким образом, когда императоры велели выяснить, виновата ли семья Элия Приска в том, что она не помешала ему расправиться с матерью, они не требовали от небольшой группы людей вроде нас с вами взять на себя ответственность за сына, брата или кузена. Они требовали от большой структуры, состоящей из множества взаимосвязанных людей, в том числе несвободных и не вполне свободных, ответить за то, что она потеряла контроль над своими внутренними делами и не справилась со своими обязанностями перед римским обществом. С точки зрения государства, которое представляли Марк Аврелий и Коммод, familia обязана была следить за тем, чтобы душевнобольной не навредил себе или кому-либо ещё, потому что сам он свои действия не контролировал.

Для римских аристократов смысл брака состоял в том, чтобы связать две семьи, их средства и их репутации, в горе и в радости. Как результат, о происходившем в браке, мы знаем даже меньше, чем о событиях внутри отдельных семей: за тем, чтобы сохранить всё в тайне, следили сразу два клана. Мы узнаём о проблемах только в тех случаях, когда эти кланы ссорились: например, если мужчина из одной семьи убил женщину из другой. Римская история знает два особенно резонансных дела об убийстве одного супруга другим; в обоих случаях жена стала жертвой мужа. Римскому мужчине нетрудно было убить свою жену, поскольку семья была большей частью ограждена от общественного контроля. Происходившее между мужем и женой редко выходило за стены их виллы, потому что за пределами семьи женщины были лишены средств правовой защиты. Закон приравнивал их к несовершеннолетним, они не могли заключать договоры или представлять себя в суде. Как если бы сегодня женщинам нельзя было покупать алкоголь или лотерейные билеты. Считалось, что они чересчур инфантильные и недалёкие, а потому неспособны сами о себе позаботиться. За женщинами должны были присматривать мужчины-опекуны, которые подписывали за них бумаги и следили, чтобы они ненароком не потратили все свои деньги на обувь или какую-нибудь косметику. Чаще всего опекуном женщины был её отец, иногда муж, порой – просто какой-нибудь друг семьи. Цицерон особенно отличился, когда променял свою жену на юную и очень богатую девушку, находившуюся под его опекой, что давало ему возможность пользоваться её средствами. Иногда такая опека была насилием, иногда – поддержкой, а иногда – партнёрством, но во всех без исключения случаях женщины оказывались в подчинённом положении. А значит, женщина мало что могла сделать, если брак оказывался несчастливым, и муж её бил или вёл себя ещё хуже. Она могла развестись, если её опекун не был против, или могла попросить опекуна о помощи, но её собственные возможности были крайне ограничены. Ей приходилось обращаться к семье, чтобы та своими силами восстановила справедливость.

Примеры бытовых убийств, совершённых в разные периоды римской истории, демонстрируют, сколь разные формы могло принимать это восстановление справедливости своими силами. Один из самых ранних относится к правлению Тиберия, примерно к 24 году н. э., и известен нам со слов Тацита, писавшего восемью десятилетиями позже. Пример этот нельзя назвать типичным: Тацит приводит его просто потому, что император – по неизвестным причинам – вмешался в ситуацию лично.

Как и все самые лучшие детективные истории, эта начинается с тела женщины, обнаруженного в Риме на заре нового дня. Солнце светило, птицы пели, а искорёженное тело женщины лежало на земле. Тело принадлежало Апронии, жене претора Плавтия Сильвана, которая каким-то образом выпала из окна своей спальни и разбилась насмерть. Это уже было подозрительно. Апрония была дочерью весьма влиятельного человека по имени Луций Апроний. Он сделал успешную военную карьеру в Германии и Далмации и принял активное участие в подавлении восстания в Иллирике[105]. За это он получил право носить триумфальные знаки отличия – особенную парадную одежду. К дочери человека, которому было позволено носить такую одежду, тогда относились примерно так же, как сегодня – к дочери какого-нибудь Брэда Питта: все хотели жениться на Апронии, чтобы проводить время с её папой. И отец остановил свой выбор на успешном молодом человеке по имени Марк Плавтий Сильван. В 24 г. Сильван получил должность претора – следующую по старшинству после консула. Женитьба на дочери Апрония свидетельствовала, что он далеко пойдёт.