К несчастью для Сильвана, Апрония погибла, больно ударившись о римскую землю. Но ещё большим несчастьем для него стало то, что Апроний не поверил, будто его дочь, прекрасная дочь благородного римлянина, могла среди ночи по чистой случайности выпасть из окна своей спальни. Эта версия показалась ему смехотворной. Не поверил Апроний и в то – представьте себе, пожалуйста, самого стереотипного римского аристократа, какого только можете представить, сурового военачальника с армейской выправкой, одетого в роскошную тогу – что его дочь выбросилась из окна намеренно. Это была версия Сильвана. Апроний был убеждён, что Сильван убил его дочь. Он был настолько в этом уверен, что хотел отдать Сильвана под суд. И ещё он хотел, чтобы дело дошло до самого императора.

Вы видите, что мы уже отошли от привычного детективного сценария. В наших детективах тело женщины находят в прологе, а уже в первой главе седой и нетрезвый следователь осматривает место преступления; но в Риме не было полицейских, которые принялись бы расследовать загадочную смерть Апронии. До тех пор, пока её отец не обратился к императору, представители римских властей не вмешивались в это дело, потому что, с точки зрения любого римлянина, убийства чьих-либо жён, детей, мужей и вообще кого бы то ни было их не касались.

В романе Агаты Кристи «С помощью зеркал» есть эпизод, в котором мисс Марпл призывает посадить человека, которого она называет «опасным безумцем», в тюрьму «ради общественного блага». Как и большинство из нас, мисс Марпл считала, что государство должно выявлять «опасных» индивидов и изолировать их от общества, чтобы они больше никому не причинили вреда. Например, убийц, с которыми Марпл была знакома не понаслышке. Это демонстрирует, насколько наши представления о государстве и о том, что является частным делом, а что государственным, отличаются от римских. Большинству из нас кажется очевидным, что государство обязано обеспечивать безопасность своих граждан с помощью полиции и судебной системы. Если кого-то убивают, полиция расследует дело, прокурорская служба возбуждает судебное преследование, а служба исполнения наказаний изолирует убийцу от общества и держит его под замком столько, сколько решит суд. Никто не ждёт, что этим займутся родственники жертвы, ведь убийство – дело государственной важности. Государство исполняет здесь сразу две функции: оно вершит правосудие и наказывает нарушителя, тем самым восстанавливая справедливость, а также защищает своих граждан, выявляя и обезвреживая источник опасности. Схожим образом от государства в наши дни ждут, что оно предпримет меры, чтобы в магазинах не продавались испорченные продукты, а опасные вещества вроде героина не были доступны всем желающим. Мы платим налоги, чтобы государство нас защищало. В то же время, мы не ждём, что государство залезет к нам в спальню и будет указывать женщинам, с кем им можно, а с кем нельзя заниматься сексом, или начнёт оказывать матерям почести за рождение детей. Это частные дела.

Однако римляне смотрели на вещи иначе. Они не видели ничего плохого в награждении матерей. Законы, в которых прописывалось, сколько украшений разрешено носить девушкам, тоже касались им вполне разумными. А вот убийство они считали семейным делом. Если муж убил жену, разбираться с этим должен был её опекун. Он должен был найти обвинителя (или выступить в качестве такового) и вызвать убийцу в суд, или потребовать от виновника компенсацию, если семья решила не доводить дело до суда. В Риме не было ни полиции, которая могла бы собрать улики, ни тюрьмы, куда можно было бы посадить опасного индивида – точно также же, как не было управления по санитарному надзору, которое следило бы за тем, чтобы хозяева таверн не травили постояльцев протухшим мясом, а маленькие дети не покупали ножи. О таких вещах могли позаботиться только боги и частные лица.

Римская система правосудия была целиком и полностью основана на личной ответственности. Частный человек должен был установить, что имело место преступление, выяснить, кто его совершил, и найти пути урегулирования. Успех при этом зависел от трёх вещей. Во-первых, нужно было найти виновного, во-вторых, нужно было заставить его признаться в содеянном, и, наконец, стороны должны были прийти к соглашению относительно размера компенсации, которую виновник ещё должен был выплатить. На каждом из этапов частного человека подстерегали трудности. О том, что происходило, когда пройти этот путь не удавалось, свидетельствуют многочисленные сохранившиеся таблички с проклятиями. Таблички с проклятиями – это свинцовые пластинки, на которых люди нацарапывали проклятия. После этого они сворачивали их в трубочки, вбивали в них гвозди, чтобы никто не мог их развернуть, и закапывали их на территории святилищ в надежде на то, что великодушное божество покарает человека, укравшего горшок. Мы ещё рассмотрим эти проклятия подробнее, а пока просто поверьте, что огромное количество таких табличек было изготовлено людьми, которые страшно злились на того, кто украл у них свинью, перчатки или любимую пару обуви, и просили богов навредить этому человеку или даже стереть его с лица земли. Иногда они знали, что во всём виноват некий Квинт, но доказать этого не могли, и поэтому умоляли Юпитера наказать конкретного Квинта. У системы, основанной на личной ответственности, было множество недостатков. Некоторым римлянам она обеспечивала более широкий доступ к правосудию, чем другим. Среди этих счастливцев был и Апроний.

В принципе, Апроний мог побеседовать с Сильваном с глазу на глаз и договориться с ним о компенсации, но Апроний, как уже говорилось, был очень важной персоной, и ему хотелось большего. Он хотел, чтобы состоялся публичный суд, чтобы все в Риме узнали, что его дочь стала жертвой Сильвана. И Апроний мог это устроить, потому что у него был доступ к императору. К тому же Сильван повёл себя очень и очень странно. Апронию быстро удалось доставить Сильвана на допрос к Тиберию, что само по себе свидетельствовало о его власти и влиянии. Императоры вроде Тиберия обычно проводили время в раздумьях о целых провинциях и колониях, а не о домашних делах какого-то идиота-претора. Большую часть времени, по крайней мере. Тиберий был ворчливым стариком, причём практически с рождения, но он, кажется, питал слабость к загадочным происшествиям. Он был подающей надежды мисс Марпл римского мира, что-то в этом деле его привлекло, и он взялся за него всерьёз. Может быть, причина была в том, что бабушка Сильвана дружила с матерью Тиберия. Ливия и Ургулания (хуже имени, кажется, не придумаешь) были не разлей вода, причём Ливия оказывала немалое влияние на сына в первые годы его правления. Впрочем, к ней мы тоже ещё вернёмся. Возможно, она тут и ни при чём, и Тиберий просто очень хорошо относился к Апронию. Как бы то ни было, сначала он просто спросил Сильвана, что произошло с его бедной женой. Сильван «сбивчиво» ответил, что он якобы крепко спал, а Апрония, наверное, в это время совершила самоубийство. К несчастью для нас, Тацит не сообщает, почему, по версии Сильвана, его жена захотела свести счёты с жизнью, пока он спал. Может быть, он ужасно храпел. Так или иначе, Тиберий ему не поверил. Мы знаем это, потому что затем Тиберий занялся чем-то поистине неслыханным: он отправился осматривать место преступления.

Это, пожалуй, единственный во все задокументированной римской истории пример того, как император решил расследовать убийство путём осмотра места преступления. Ничего подобного в Риме никогда не происходило, потому что представления римлян о доказательствах отличались от наших. Когда в римских судах слушались дела об убийствах, никому не приходило в голову взглянуть на кинжал, перчатки или другие вещдоки. Вместо этого люди выступали с тщательно подготовленными речами, используя одни и те же риторические приёмы. В основном они вещали о характере убитого и/или жертвы, об их образе жизни в целом, а не о конкретных обстоятельствах конкретного дела. А судья или присяжные выбирали того, кто им больше нравился. Осмотр места преступления не играл в этом процессе большой роли. Поэтому никто не ожидал, что Тиберий решит взглянуть на окно, из которого выпала Апрония. Это было настолько неожиданно, что Сильван даже не удосужился прибраться после убийства, и Тиберий, если верить Тациту, обнаружил «следы борьбы, показывавшие, что Апрония была сброшена вниз насильственно»[106]. Увы, Тацит не уточняет, что это были за следы. Может быть, стулья, разбросанные по комнате, или порванные занавески, или кровь на мягкой мебели. Если честно, у меня это в голове не укладывается. Сильван был очень богат. У него было много рабов. При этом он почему-то не приказал им привести комнату в порядок, чтобы она не выглядела так подозрительно. Никому не пришло в голову всё там протереть, пока Сильван ходил к императору. По-видимому, никто не думал, что грозный Тиберий, правитель всей Западной Европы и Северной Африки, бросит все дела и побежит осматривать чью-то спальню. Ни один император, кроме него, не стал бы этого делать, даже ради внука маминой подруги. А Тиберию просто нравилось всё загадочное. Сохранилось много милых историй о том, как он исследовал что-то, что его заинтересовало. Плиний Старший в своей «Естественной истории» (в сущности, энциклопедии всего, что было известно Плинию) сообщает, что Тиберий интересовался странными морскими чудовищами, обнаруженными во время отлива близ нынешнего Лиона (среди них были морские слоны и загадочные морские бараны)[107]. А Флегонт из Тралл в своей безумной книге о греческих и римских диковинках пишет, что Тиберий велел изготовить слепки гигантских зубов и костей, найденных на территории современной Турции. Если верить Флегонту, один зуб был длиной около 30 см; император приказал изготовить полноразмерную модель гиганта, которому он мог принадлежать[108]. Как отметила Адриенна Майор, это делает Тиберия первым в истории палеонтологом[109]. Ему, как какому-нибудь Фоксу Малдеру[110], не терпелось разобраться в каждом загадочном деле, о котором его ставили в известность – и сбивчивый рассказ Сильвана о внезапном самоубийстве Апронии не стал исключением.