– Ты лучше, моя прелесть, – отозвался Белецкий, невозмутимо кладя руку ей на задницу. – Тем более что у тебя сиськи больше, чем у Киры.

– При чём тут сиськи! – оскорбилась Золотова. – Я талант имела в виду, вообще-то.

Словно насмехаясь над её словами, налетел внезапный порыв морского ветра и бессовестно задрал подол юбки. Та взметнулась белоснежным парусом, демонстрируя всем собравшимся упругую попку и полоску стрингов. Мария поспешно одёрнула юбку, возвращая её на место, а Белецкий невозмутимо поддел актрису:

– А ты говоришь: талант, талант… Ну о каком таланте тут ещё можно думать, когда такое показывают?! Тебе даже играть ничего не нужно, все зрители – твои.

Данила кашлянул и поспешил заболтать неловкую ситуацию.

– А вон там, товарищи киноартисты, находится Поликуровский холм… Видите? Он уникален тем, что его видно практически из любой точки Ялты… ну, вроде как Эйфелеву башню в Париже. Его сразу можно узнать по золотым куполам – это купола храма святого Иоанна Златоуста. Продолжение Поликуровского холма – вон тот небольшой мыс, выдающийся в море. Он носит название «Церковный» – думаю, не стоит пояснять, почему?..

– Ладно, расслабься, оратор, – хохотнул Виктор Хованский и сунул ему в руку пластиковый стаканчик с шампанским. – Начинаем праздновать!.. Ну-с, за здоровье нашего дорогого именинника!..

Вика ликовала. Яхта вышла в открытое море и теперь неспешно курсировала вдоль побережья, что позволяло любоваться безумно красивыми видами. От пузырьков шампанского приятно щекотало в носу, ей было весело и беззаботно.

– В какой-нибудь уютной бухточке сделаем остановку и поплаваем, пока все не перепились, как свиньи, – заботливо предупредил именинник. – В сильно пьяном виде кэп плавать запретил – он за нас башкой отвечает.

Тем временем капитан вдруг позвал их, привлекая всеобщее внимание, и принялся тыкать пальцем куда-то в воду.

– Что там? – не понял оператор.

Все присмотрелись, но ничего особенного не заметили. Данилу осенило первым:

– Дельфины!

Это и в самом деле были дельфины – целая стайка. Они плыли очень близко, словно играя с «Викторией» в догонялки, то показываясь на секунду из волн, то вновь ныряя.

– А это не акулы? – спросила Золотова с опаской.

– Успокойся, радость моя. – Белецкий ободряюще похлопал её по плечу. – Акулы здесь не водятся.

– Правда? – Мария посмотрела в сторону Данилы, больше доверяя ему, как авторитету по местным вопросам.

– Чистая правда, – подтвердил он. – Точнее, в наших краях можно встретить так называемую колючую акулу – катрана, их ещё называют морскими собаками. Но для человека они совершенно неопасны, питаются рыбой.

Между тем дельфины, совсем расшалившись, принялись полностью выпрыгивать из воды, словно дразня людей на яхте. Кто-то уже восхищённо щёлкал фотоаппаратом, кто-то снимал на камеру… Вика смотрела на них, широко раскрыв глаза и улыбаясь до ушей – ей это казалось настоящим чудом. «Хороший знак!» – почему-то решила она, нарочно не додумывая мысль до конца – кому хороший, для чего хороший, в чём именно хороший… Но это было просто счастьем.

Прогулка выдалась чудесной. Они пили шампанское, ели фрукты, купались, прыгая в море прямо с борта яхты, рыбачили… Затем, на берегу одной из небольших бухточек, жарили свежепойманную рыбу…

Гурзуф оказался красивейшим местечком Южного Крыма. Он тоже буквально дышал историей: как рассказал Данила, в пятнадцатом веке именно сюда прибыл корабль Афанасия Никитина, возвращающегося из далёкой и волшебной Индии. Также это место было неразрывно связано с именем Александра Сергеевича Пушкина: молодой поэт приезжал в Крым вместе с героем войны тысяча восемьсот двенадцатого года, генералом Раевским.

Они видели величественную Медведь-гору (Аю-Даг), которая, казалось, подпирает своей спиной сами небеса; любовались зеленеющими на холмах кудрявыми виноградниками; подплывали близко-близко к Адаларам – двум скалистым островкам, напротив которых возвышалась Пушкинская скала со своим знаменитым гротом в основании…

Пушкинская скала и скала Шаляпина огораживали собою потрясающую лазурную бухту с очень чистой прозрачной водой. Вика не знала, то ли близкое присутствие Александра превращало всё, что она видела, в волшебство, то ли это и в самом деле было волшебством.

А у подножия скалы Дженевез-Кая, на берегу небольшой бухточки, приютился милый домик – гурзуфская дача Антона Чехова.

– Но… как же дом в Ялте? – растерялась Вика и недоумённо посмотрела на Данилу. – Я читала, что писатель провёл последние годы именно там, разве нет?

– Понимаешь, когда Антон Павлович переехал в Крым, он уже был очень известным. Звездой, как говорят сейчас, – пояснил Данила. – Ну, а какова участь любой звезды… думаю, наши приятели объяснят тебе получше меня. – Он кивнул в сторону Белецкого с Золотовой. – Помимо повышенного внимания со стороны простого народа, были ещё и многочисленные гости, друзья, которые приезжали и приезжали… А он тяжело болел, ему было не до всей этой суеты. Говорят, он даже писал своей сестре: «Я сам себе построил здесь тюрьму!» Вот он и купил этот кусочек земли вместе с домом, чтобы отгородиться от внешнего мира, свить себе здесь уютное гнёздышко.

– Между прочим, отдал за всё это богатство три тысячи рублей, – невозмутимо вмешался Белецкий. – Сумма по тем временам немалая, тогда корову можно было купить за полтинник.

И Вика, и Данила воззрились на него с величайшим удивлением.

– Александр, вы… знаток биографии Чехова? – выдавил из себя Данила.

Тот спокойно покачал головой:

– Не совсем. Я просто его фанат.

«Этого не может быть, – сказала себе Вика. – Этого просто не может быть… Чтобы мы так совпали…»

– Вот что Чехов писал родным, – продолжал Белецкий как ни в чём не бывало, свободно перехватывая инициативу у Данилы: – «Я купил кусочек берега с купаньем и Пушкинской скалой около пристани и парка в Гурзуфе. Принадлежит нам теперь целая бухточка, в которой может стоять лодка или катер. Дом паршивенький, но крытый черепицей, четыре комнаты, большие сени. Одно большое дерево – шелковица…»

Вся компания в благоговейном молчании уставилась на каменистый обрыв, где, должно быть, любил сиживать классик русской литературы, часами наблюдая за стайками игривых дельфинов, подплывающих к самому берегу…

– И что? – спросила Вика осторожно. – Здесь поклонники и зеваки ему уже не докучали?

– Нет, из его друзей почти никто не знал о существовании гурзуфской дачи, – ревниво вмешался Данила, немного уязвлённый тем, как легко Белецкий завладел всеобщим вниманием. – При жизни Чехова сюда к нему приезжали только Бунин да Комиссаржевская…

– …и Чехов подарил актрисе свою фотографию, – подхватил Александр, – на которой было написано: «Вере Фёдоровне Комиссаржевской, в бурный день, когда шумело море, от тихого Антона Чехова».