Мутант резко стартовал в воздух, веревка натянулась. Мне даже на секунду показалось, что у него ничего не получится, но тут «буханка» дернулась. Машина выскочила из грязи и медленно, но верно, набирая ход, помчалась в сторону Автобана.

Наверное, это было самое необычное зрелище даже для этой местности – летучий мутант тащил на буксире переделанную «буханку», а за ней тянулись орды зомби, но догнать уже не могли.

Мы проскочили эту Дорогу Смерти.

Его звали Евгений Михайлович. В той, прошлой жизни. Как же давно это было. Три года назад, но по ощущениям – целая вечность.

Научно-исследовательский институт ядерного синтеза и реакций – именно там он впервые и стал Евгением Михайловичем. Работал десять лет лаборантом, инженером контроля реакций, завлабораторией. И был для всех просто Евгением или, на худой конец, Женькой. Коллеги называли его так. «Жень, после работы пойдешь пиво пить?», «Женек, мы тут по червонцу скидываемся на день рождения бухгалтерши, ты с нами?», «Евген, будь другом, скинь отчет, надо по дозиметрии отработать диаграммы, до обеда успеть». Обычные будни обычных служащих закрытого НИИ.

Но едва начальство, заметив его потенциал и рвение в работе, повысило до руководителя группы, как простой Женька вдруг сразу стал Евгением Михайловичем, и все изменилось. Все друзья и коллеги, до этого бывшие с ним на короткой ноге, вдруг словно стали чужими. Отстранились. Уже не было пересказа последних сальных шуточек и футбольных новостей. Едва он входил в лабораторию, как все сразу затихали. Субординация, черт бы ее побрал.

Но Евгений Михайлович смирился с этим. Пусть будет так, если они хотят. Главное – это проект всей его жизни, который уже на финальном этапе. И Евгений готов был пожертвовать дружбой ради его завершения.

Секретные наработки Курчатова по разработке атомной бомбы, отвергнутые на начальном этапе в далеком 1948-м году, вдруг были спущены высшим руководством до их института с резолюцией: «Рассмотреть». Рассмотрели, изучили, внимательно, детально. Отправили отчет: «Перспективно, но с рядом доработок». В этот же день получили бумагу: «В работу».

И завертелось. Из архивов была запрошена вся необходимая документация, включая копии дневников и записных книжек великого ученого, в сжатые сроки получена и вновь изучена.

В период Великой Отечественной войны, когда разведка донесла Сталину информацию, что Америка готовит атомную бомбу, Верховный главнокомандующий дал задание Берии создать свою бомбу. Лаврентий Павлович поручил это дело физику-ядерщику Курчатову. Тот быстро предложил несколько направлений, по которым можно было идти, в основном касающиеся заряда атомной бомбы. Среди них – соли тория, дейтерид лития-6, уран и, собственно, Арес-17 – композит из первых трех веществ. Последний вариант был сразу же забракован как слишком затратный и отложен на самую дальнюю полку.

В июне 1987-го исследованиями опять заинтересовались. Из сухих цифр отчетов удалось извлечь не слишком богатую информацию – вроде как где-то даже был построен полигон для испытаний, изготовлены некоторые детали бомбы. Но потом… След терялся.

Ладно, хватит и того, что имеется.

Евгений Михайлович внимательно изучил наработки Курчатова и пришел к выводу, что Арес-17 – перспективное направление. И получил, к собственному удивлению и радости, полный карт-бланш. «Срочно в работу!» – кричал в телефонной трубке большой босс, которого и в лицо-то даже никто из местных институтских не видел, но все страшно боялись. А молодой ученый лишь с задором отвечал: «Сделаем!» Он знал – это действительно в его силах. Поэтому ругани высшего руководства и опасений не боялся. Проекту быть. И он работал. День и ночь. День и ночь. Без выходных. На износ.

В политику Евгений Михайлович не лез, но понимал – необходимость в разработке нового, доселе невиданного оружия – не простая прихоть высоких начальников. Что-то зрело в мире, что-то темное и пугающее. Это витало в воздухе, каждый это чувствовал, только боялся сказать вслух. Это присутствовало в новостях, а в особенности в недосказанности дикторов и в белых полосах между газетных строк. Это проскальзывало серой тенью в объективах фотокамер, не запечатлевшись на снимке. Напряжение, от которого начинает тихо, на грани слышимости, звенеть металл. В институте понимали – они в авангарде новой… Нет, не войны, но чего-то очень близкого к этому. И поэтому молчали, не смея говорить об этом, даже оставаясь наедине на кухне глубокой ночью, когда язык развязан спиртным. И молчание это было громче любого крика.

Но Евгений старался об этом не думать, с головой погрузившись в хлопоты новой должности и работы.

Спустя полтора года проект был готов. Тридцать пять томов документов в форме отчетов и подробнейших выкладок были направлены в Москву руководству. И на этом все затихло. Ни ответа, ни привета. Евгений Михайлович несколько раз пытался уточнить судьбу его детища, но ему всякий раз жестко отвечали – не лезь не в свое дело.

Так он и терзался в неведении до того момента, пока однажды к нему на кафедру не позвонили. Строгий металлический голос в трубке сообщил, что его проект взят в производство и практически готов. А еще сказал, что в срочном порядке надо отправляться в Аномальную Зону – там находится один из сборочных цехов. Его, простого руководителя группы, Евгения Михайловича Патрушева, берут на должность начальника отдела по сборке. Все вопросы с начальством уже согласованы. Времени на раздумья нет. Надо спешить.

Евгений, еще пребывая в растерянном состоянии от таких новостей, лишь что-то промычал в ответ. А в трубке – гудки.

Вышел на улицу покурить, успокоиться – а там уже стоит машина.

– Патрушев? – спросил вылезший из черного джипа амбал и направился к ученому.

– Да, это я, – несмело ответил тот, уже начиная подозревать неладное. Рвани в этот самый момент Евгений прочь, по улице, или обратно, в институт, кто знает, как бы повернулась его судьба? Уж наверняка не хуже, чем то, что случилось. Но Евгений вдруг постеснялся собственных мыслей – бежать? Что за глупость и ребячество? Не схватят же они его? Цивилизованные все же люди. Спросил вместо этого:

– А что вы хотели?

Амбал не ответил. Быстро подошел к ученому, прыснул из баллончика в лицо какую-то пахучую жидкость и заломил руку.

Евгений хотел вырваться, но вдруг почувствовал дикую слабость, все пьяно поплыло перед глазами.

– Куда вы меня… – только и смог промямлить он, прежде чем потерять сознание.

Сильные руки подхватили его и закинули в машину. Металлический голос, раздавшийся откуда-то сверху, казалось, с самого неба, довольно протянул:

– Отлично-с!

А потом Евгений очнулся в темнице. И понял, что потерял абсолютно все, даже собственное имя. Теперь он – безымянный раб, на веки вечные заключенный в могилу.

1

Бруска била крупная дрожь. Он вдавил педаль газа, чтобы хоть какой-то ветерок обдул его вспотевшее изможденное лицо. Старая раздолбанная «Тойота», на которую его пересадили загадочные существа в черных масках, натужно загудела, прибавила обороты.