рибосом и несли информацию об аминокислотах во все московские мембранные подворотни. Клетка, двадцатимиллионная, прожорливая, закрытая и мрачная, жила, как ненасытный насос, готовый поглотить всё, что к нему приближалось…

Наслушавшись сына, Йошка не могла понять: а зачем здесь жить?! Тратить такие усилия, залезать друг другу на голову, выпихивать и топтать друг друга, жаться к плечу плечо и улыбаться тем, кого ненавидишь, – зачем?! Нет бы оглянуться вокруг: пространство необозримо! Что держит людей в этом муравейнике? Чем он так привлекателен?

Трын в этот раз был короток:

– Мам, не заморачивайся… Я тебе предложил интересную работу. Будешь индивидуальным предпринимателем. Тендер мы выиграли. Налоги небольшие. Дело государственной важности… Со временем мы создадим тебе компанию, укрупним, предоставим технику, специалистов, наладим рынки сбыта, организуем денежный транш, офис на Тверской, пропуск в Думу, там столовая дешёвая…

– Ты серьёзно?.. – искренне удивилась Йошка. – Сынок, ты забыл, мы из бессмертных!

– Ну, мам… – надул губы Трын. – Сеструха тоже простой медсестрой начинала. А теперь – директор Департамента … Потерпи годик-два… Я тебе наводки на дичь давать буду, у меня всё в руках… Тут сразу в Главные Евнухи нельзя. Народ другой. Битый.

– Как ты сказал? Битый? Это что значит?

– Значит: всякого повидал… Спасать замучаешься!

– Я найду способ!

– А вот не надо, мам! Есть план, он согласован, осмечен, бюджет на отходы у самого Абдумалика подписан.

– У кого? – возмутилась Йошка. – Он кто здесь?

– Главный Чистист! У него все каналы в руках. Без него ничто никуда не потечёт. Все уклоны знает, все колодцы, все очистные… И Ишта при нём в Советниках. К ним ни на каком ослюде не подъедешь!

– То есть говном управляют? – прыснула Йошка.

– На государственном уровне, мама! Они к самому Хваму вхожи!

– И этот здесь?! И Тока с ним живёт?

– Живёт. Периодически. Но она уже не Трава, а Тоня.

– Ага. И в каком министерстве она директор Департамента?

– Обороны.

– А я и не сомневалась! А Хвам – министр?

– Советник при Президенте.

– Во как!.. А мать, значит, в ИП?! Дезертиров по лесам ловить?.. Вот не ожидала… Спасибо, сынок!.. Уж лучше в зоопарк, к ослюдам… Кстати, как они там?

– Пьют, мама, пьют… И Кот, и Целка… Им даже детей по кругу запретили возить.

– Ты их оттуда вытащи. Не чужие, поди… Я их к себе в ИП возьму. У них нюх хороший… Что? Сделаешь?

– Постараюсь. Но не обещаю. Это чужое ведомство.

Тут зазвонил рабочий телефон. Тик снял трубку.

– Что?.. Ну, я Сан Саныч! И что?.. Какого… ляда вы мне звоните? Страх потеряли!..

Йошка, не дослушав, махнула рукой и направилась вон из кабинета. Не прерывая разговора, Тик протянул ей стопку документов, предлагая забрать их с собой. Йошка взяла бумаги и вышла в приёмную.

Седой референт за столом также увлечённо что-то читал, не обращая на неё внимания. Йошка пригляделась к заголовку. Это была «Комсомольская правда». Любимое лакомство Кота.

Подойдя к столу, она вырвала у него газету из рук, сунула себе в сумочку и покачала головой:

– Как не стыдно? На рабочем месте! Ай-я-яй! Сталина на вас нет!

Референт опешил и не сказал ни слова.

Выйдя из приёмной, Йошка застала всех ожидающих на месте. Девушка держала за галстук бледного охранника. Остальные дремали.

– Бросьте вы его, – устало кинула девушке Йошка. Та отпустила галстук. Голова охранника чугунно стукнула о паркет, разбудив посетителей.

– Постойте, постойте, кто вы, скажите? – засуетилась девушка, понимая, что может героиню происшествия уже и не увидеть.

– А? Сейчас… – Йошка покопалась в пачке документов, открыла паспорт и прочитала: – Шейндля-Сура Лейбовна Блювштейн.

– Софья Иванна, спасибо. Я, наверное, запомню…

– Сомневаюсь, девушка… Где тут у вас банкомат?

– Бутик напротив.

– Благодарю.

***

Сняв деньги в автомате у входа, Йошка зашла пошопиться. Магазин был небольшой, средней руки. Шмотки валялись по углам, кое-где висели на плечиках штуки по две-три друг на друге. Обувь и косметика были свалены в беспорядке в больших сетчатых контейнерах. Все стеллажи заставлены картонными коробками с бронежилетами. Вдоль полок как по ранжиру стояли берцы. Перед урной в углу, на ступеньке высокой стремянки, сидел плешивый продавец с крючковатым носом и курил какую-то дрянь.

Йошка поморщилась, натянула резиновые перчатки и выбрала себе две пары берцев из ряда и литровую бутыль шампуни. Потом, секунду подумав, покопалась в контейнере и взяла ещё одну такую же ёмкость с гелем для душа.

– Карточки, конечно, не принимаете… – утвердительно сказала она.

– Канэшно, гузель! Инет йокс!

– Сколько? – Йошка пошуршала деньгами в сумочке.

Продавец поднял глаза к потолку и назвал число. Йошка покачала головой. Продавец назвал число чуть меньше первого. Йошка не согласилась. Продавец на это ответил длинной фразой на смеси всех подмоскальских языков.

Тогда Йошка вытряхнула мусорный пакет из урны на пол, собрала туда вещи и молча направилась на выход.

– Куда?! Туда нэ ходи! Дэнги! Дай дэнги! – продавец ловко вскочил и, согнувшись, попытался схватить Йошку за руку. А зря. Она ударила его ребром ладони по шее и, уже лежащему, сказала тихо:

– Я позже зайду. Как карточки начнёшь принимать. Объявление на дверь не забудь повесить…

Памятник Ленину перед зданием администрации указывал рукой на монастырь. Туда Йошка и направилась.

Сразу за входной аркой монастыря к ней в ноги бросилась дворняга и незлобно затявкала. Йошка потрепала её между ушами и спросила, где у них здесь кормят. Дворняжка согласилась её проводить до трапезной, но завела туда с заднего крыльца. И хорошо. Когда они вошли, Йошка сняла с гвоздика какую-то тряпочку и покрыла себе ею голову. Так собачка насоветовала. И заскулила.

При входе пахло печеной хлебной коркой от просвирок и совсем чуть-чуть газом: баллон с пропаном стоял в коридоре перед открытой дверью. На скулёж из кухни показалась голова похожего на оленевода служки, узкоглазого и круглолицего, в низко надвинутой на брови черной шапочке. Взглянув строго на Йошку и её голые ноги, он спросил у собаки неожиданно высоким голосом:

– Кого опять привела, сучка? Знаешь ведь, мы по средам и пятницам убогих кормим. А сегодня – что?

Дворняжка виновато опустила голову. Но тут же её подняла и отчаянно тявкнула.

– Ну, ладно, ладно, Бог с тобой, дам просфорку… – голова скрылась за дверью.

Йошка осмотрелась. Белёные стены были вдоль и поперёк исписаны углем. Почерки были благообразны и разборчивы.

«Необузданная свобода есть матерь страстей…и конец этой неуместной свободы – жестокое рабство» (Преподобный Исаак Сирин).

«Мы должны быть предметом созидания для ближних, а не предметом соблазна!» (Святитель Игнатий (Брянчанинов)).

«Инок, который удалился в мирские утешения