Сыщики озадаченно переглянулись.

– Хорошая девушка – это та же, которая шмакодявка, гадина и стервозина? – осторожно поинтересовался Сева.

– Стервозина – то девчонка гадская. А хорошая девушка – хорошая! – строго поправил его механик, сосредоточенно ловя уворачивающиеся лапы Евлампия Харлампиевича. – Понимающая… – Едва не упав со стула, он кивком указал на бутылку, в которой, видно, и проявилось «понимание» хорошей девушки. – К мужикам уважительная – за своим-то вон как бегает, все дороги ему забегает, тюп-тюп-тюп! – И механик на этот раз пальцами изобразил что-то вроде мелкой балетной побежки. Для этого ему пришлось прекратить охоту за лапами Евлампия Харлампиевича. Гусь торопливо подобрал их под себя и растопырил перья, распушившись, как шар. – За такую девушку и ногу поломать всякой стервозине не жалко! – торжественно провозгласил механик.

– А… А как зовут хорошую девушку? – равнодушным голосом поинтересовалась Кисонька.

– Т-с-с! – с вновь проступившей хитрой усмешкой объявил механик, – Какая еще девушка? Все тебе приснилось! Такая маленькая, а пьющая! – укоризненно глядя на Кисоньку, вздохнул он и грозно скомандовал: – Поди проспись! – И тут же выполнил свой совет, подгребая аж крякнувшего от возмущения Евлампия Харлампиевича под голову и зарываясь щекой в перья. – Бай-бай! – И, благостно улыбаясь, механик погрузился в сон.

– Как зовут девушку? – тряся его за плечо, завопила Кисонька. Но тот только забормотал невнятно.

– Бесполезно, – оттаскивая Кисоньку от механика, сказал Вадька. – Он теперь до утра не проснется. – Он криво улыбнулся.

Евлампий Харлампиевич рванулся, высвобождаясь от навалившегося на него груза. Голова механика гулко ударилась о пульт – но он так и не проснулся. Харли отлетел подальше, хрипло высказывая по-гусиному свое мнение о разных мерзавцах, в число которых он явно включал и остальных сыщиков «Белого гуся», и намекая, что в Катькином присутствии никто никогда не осмелился бы так беспардонно обходиться с его лапами!

– Катьки тут нет! – напомнила безжалостная Кисонька, и гусь, нахохлившись, уселся на какое-то колесо.

– Что-то я не пойму, – пробормотала Мурка. – Стервозина, которая матом ругается, – это Настя? – и она обвела остальных недоумевающим взглядом. – Непохоже на нее как-то…

Сева равнодушно пожал плечами:

– Ты ее один день знаешь. К тому же, если этот механик ей ногу поломал…

– Чуть не поломал. А его оштрафовали. Вот он и решил… закончить дело. Чтоб, значит, «шмакодявка-стервозина» не зря жаловалась, – задумчиво подвел итог Вадька. – Тем более хорошая девушка просила.

– Лена Матвейчук! – с торжеством выкрикнул Сева. – Кто еще «за своим мужиком бегает»? – И он повторил движение механика, перебирая пальцами, как балерина ногами. – Кому еще выгодно, чтоб Настя ногу поломала?

– Ритке, – напомнила Мурка. – Хотя ее, конечно, хорошей девушкой только спьяну назовешь, – она с сомнением поглядела на спящего механика.

– Все ваши рассуждения насчет Матвейчук – ерунда! – вдруг отчеканила Кисонька. – Я вспомнила! Кто знал, что Настя будет танцевать первые партии – Жизель и Одетту?

– Да все знают! Весь театр! И даже мы! Даже моя мама в кабинете директора – и та, наверное, уже знает! – пожала плечами Мурка.

– Это сейчас! – нетерпеливо отмахнулась Кисонька. – А раньше? Вспоминайте! Настю ведь только вчера назначили репетировать Жизель – когда Зоя Павловна на Ритку разозлилась! А Одетту – вообще сегодня! Лена об этом знать не могла! Помните, Зоя Павловна сказала – Лены вчера в театре не было! А подъемник сломался под Жизелью, то есть под той, кто танцевал главную партию! И тем бомжеватым мужчинам, которых мне пришлось отлупить, велели хватать «главного лебедя»! Значит, Лена никак не могла покушаться на Настю! Когда она приехала в театр, она просто не знала, что главные партии теперь танцует Настя, а не Ритка! Заказчицу надо искать среди тех, кто знал! – выпалила Кисонька и торжествующе огляделась по сторонам.

– Да… – заторможенно кивая, подтвердил Вадька. В голове у него все крутилось, как в безумном калейдоскопе. Это действительно казалось полным идиотизмом, но… что, если они с самого начала смотрели на дело не с той стороны? Если подумать… предположить… Тогда все сходилось! – Лена не могла покушаться на Настю, потому что не знала, что первые партии теперь танцует Настя, а не Ритка… Лена не могла быть заказчицей… При условии, что все это время наш преступник… преступница… охотился именно на Настю… а не на новенькую исполнительницу главных партий! На Ритку! Все это время охота на самом деле шла на Ритку! – сам потрясенный своей догадкой, выпалил он прежде, чем остальные успели что-то возразить, заторопился, глотая слова: – Я еще удивлялся: если Настю в «Жизели» назначили прямо перед репетицией – как успели подъемник испортить?

– Винтики… – напомнила Кисонька, но Вадька так яростно мотнул головой, что чуть очки не слетели.

– Все равно, он не успел бы… – Вадька кивнул на механика. – Пока с ним хорошая девушка договаривалась, пока придумал, пока сделал – тоже дело не быстрое! Говорю вам, он провернул все заранее, а не за час до второго акта! Значит, не Настю он на том подъемнике ждал, а Ритку! Теперь похищение – мужики тоже искали не Настю, а «главную лебедиху»…

– Черненькую, – вспомнила слова квадратного Кисонька.

– Так они обе черненькие! – энергично кивнул Вадька. – А софит? С чего мы решили, что его сбрасывали именно на Настю? Они же рядом были – Настя и Ритка. И похоже, тому, кто на Ритку охотится, совершенно все равно – танцует она главную партию или вторую! Лишь бы ее вообще на сцене не было! И насчет ругани, и «стервозины-гадины»… – Вадька снова кивнул на механика. – Тоже тогда все сходится!

– А я вам говорил, что она хорошая! – несколько противореча последним Вадькиным словам, вмешался Сева. – Точно, это ее убить хотят! Ритку!

– Ритка! Ритка! – сквозь ведущий на сцену люк донесся вопль, пронзительный и страшный. – Я тебя убью!

Ребята испуганно переглянулись.

Евлампий Харлампиевич гоготнул, ясно давая понять, что думает об умственных способностях сыщиков человечьего вида… и вылетел в отверстие выломанного люка.

– Подсади! – Мурка оперлась ногой на сцепленные пальцы Кисоньки и в мгновение ока исчезла в дыре.

Выскочила на сцену и замерла у самого края оркестровой ямы.

А потом прыгнула. Без разбега, с места, точно и впрямь была кошкой, распласталась над оркестровой ямой…

Настя, со встрепанными волосами и совершенно безумным лицом, неслась по проходу зрительного зала. В руке девчонка сжимала… молоток! Небольшой, но вполне увесистый.

– Тварь! Гадина! Убью! – С истошным воплем девчонка ринулась к сцене… и вскинула молоток над головой сидящей на ступеньках Ритки.

Между ними метнулась белая тень, распростертыми крыльями прикрывая балерину от удара.