воевода попал в засаду и был убит. Ратные люди отомстили за своего командира, разгромили разбойничью армию, а тяжело раненный Хлопко был взят в плен. Басманова с почестями похоронили в родовой усыпальнице в Троице-Сергиевом монастыре. Надгробная плита воеводы, обнаруженная при раскопках, указывает точную дату его кончины: окольничий был «убиен» 12 сентября 1603 года. После разгрома главного разбойничьего отряда воеводам постепенно удалось очистить центральные уезды от «разбоев». Однако многие участники разбойничьих банд уцелели и бежали на Северщину и в «украинные» уезды. Кипевший там котел из мелкопоместных служилых и казачества добавился новым элементом – «гулящими людьми», беглыми холопами и крестьянами, асоциальными элементами, участниками разбойничьих отрядов, почувствовавших жажду крови и радость поживы.

«Разбои», терроризировавшие в 1603 году всю Центральную Россию, стали (наряду с городскими волнениями 1584 и 1591 годов) еще одним предвестьем грядущих потрясений. Смута не взорвала благополучную тишину годуновского царствования: началу гражданской войны предшествовали социальные конфликты, свидетельствовавшие о неустойчивости социального равновесия в Московском государстве.

Самозванец

Личность Лжедмитрия I уникальна. Первый русский самозванец, он, по свидетельству современников, «счаровал» российский народ и занял престол под восторженные крики уличной толпы. Через год та же толпа надругалась над его обезображенным трупом на главной торговой площади Москвы. Кем был этот человек? Как он пришел к дерзкому замыслу посягнуть на трон? Что позволило ему удерживать верховную власть более года? Эти вопросы, будоражившие умы людей начала XVII века, продолжают волновать и наших современников.

Многие черты характера и особенности поведения Лжедмитрия I свидетельствуют о том, что он был убежден в своем царственном происхождении, не боялся разоблачения и не искал компромиссов. Сановный любитель истории граф С. Д. Шереметев, изучивший большое количество документов эпохи Смуты, полагал, что Лжедмитрий мог быть тем, кем себя называл, – чудесно спасшимся царевичем Дмитрием Угличским. Происхождение самозванца остается загадкой, однако в историографии господствует представление о том, что итоги следствия, произведенного при Борисе Годунове, достоверны: имя царевича принял беглый монах Григорий, в миру Юрий Отрепьев, бывший холоп бояр Романовых.

После опалы на род Романовых в 1600 году их обширная свита была распущена. Царский указ запрещал кому-либо из бояр принимать романовских холопов на службу. Вероятно, некоторым из романовских слуг опала на господ могла грозить более тяжкими последствиями. Возможно, именно угроза наказания заставила одного из холопов Михаила Никитича Романова – молодого дворянина Юрия Отрепьева – принять монашеский постриг.

Отрепьев происходил из дворянской семьи, владевшей поместьями в Галичском уезде. Вероятнее всего, он родился около 1581 года, то есть был на год старше царевича Дмитрия Ивановича. Отца Юрия – стрелецкого сотника Богдана (Якова) Ивановича – зарезали в пьяной драке в Иноземной слободе в Москве. Мальчик рос под присмотром матери и у нее обучился грамоте, а затем проявил редкие способности к книжности, научился каллиграфии. Когда Отрепьев подрос, он поступил на службу к окольничему М. Н. Романову в качестве боевого холопа или слуги. Существует версия, что именно во время службы у Романовых у Отрепьева возникла (или была ему внушена) мысль принять имя царевича Дмитрия Угличского. Юношу также могли убедить в том, что он и есть подлинный царевич – отсюда все странности поведения самозванца, свидетельствующие о его вере в собственную легенду. Эта гипотеза представляется некоторым историкам привлекательной, однако она не имеет доказательств, кроме косвенных.

После ссылки своего господина Отрепьев удалился из столицы и постригся в монахи под именем Григорий в Иаково-Железноборовском монастыре, рядом с которым находилось поместье его отца. Беспокойный по натуре инок Григорий поменял несколько обителей и вскоре оказался в московском Чудовом монастыре, где ему покровительствовал двоюродный дед Елизарий Замятня Отрепьев, монах этого монастыря. За хороший почерк Григорий был взят патриархом Иовом в штат переписчиков книг и даже проявил себя на ниве сочинительства, составляя каноны святым. Патриарх рукоположил Григория в младший священнический чин диакона. Есть сведения, что вместе со своим патроном дьякон посещал заседания Освященного собора и Боярской думы. Можно предположить, что такими темпами инок Григорий мог сделать неплохую церковную карьеру. Но не сложилось.

Находясь на службе у Романовых и вращаясь в кругу патриарших придворных, Григорий Отрепьев хорошо изучил обстановку и нравы двора. Многое узнал он и о смерти царевича Дмитрия в Угличе. «Новый летописец» свидетельствует, что уже в Чудовом монастыре Отрепьев пытался выдавать себя за царевича. Молодой инок будто бы говорил товарищам: «Царь буду на Москве», – «они же ему плеваху и на смех претворяху».

Вопрос о том, как в голове монаха (или тех, кто стоял за ним) возник дерзкий замысел покуситься на царскую власть, является одним из важнейших. Самозванчество имеет древнюю историю, встречается в различные исторические периоды у разных народов. В конце XVI столетия в Европе было известно имя португальского короля Себастьяна, после исчезновения которого появилось несколько лже-Себастьянов, претендовавших на престол. Некоторые современники-иностранцы сравнивали Лжедмитрия I с Себастьяном, однако в Московском царстве вряд ли знали об этой истории. Появлялись самозванцы в XVI веке и в более географически близкой Валахии, но влияние этого опыта на самозванческую авантюру первого Лжедмитрия сомнительно. В первую очередь – в силу традиционной культурной замкнутости Московии. Скорее всего, отечественный самозванец (или авторы этой идеи) пришел к ней самостоятельно.

Франко-аргентинский историк Клаудио Ингерфлом, посвятивший работу русскому самозванчеству, полагает, что этот политический феномен порожден характером верховной власти в Московском государстве – самодержавием.

Крайняя степень сакрализации царя делает его легитимность неуловимой, давая место сомнениям в его подлинности и появлению конкурентов, то есть самозванству. Другими словами, самозванец появляется потому, что есть самодержец.

Ранее такая мысль была высказана российским ученым Б. А. Успенским. Я согласен с тем, что самозванчество является производным от самодержавия. Важнейшая роль сакрализации носителя царской власти проявилась в том числе и в том, с какой быстротой и силой происходил обратный процесс – десакрализации. Чем выше было положение монарха, тем быстрее и болезненнее был процесс падения с этой высоты. Но абсолютизация царского титула и обожествление функций его носителя не могли автоматически породить свободу покушений на нее. Представляется, что концепция «ненастоящего» царя рождалась во время ужасавших современников событий опричнины и политического маскарада, устроенного Иваном Грозным с отречением в пользу Семена Бекбулатовича. Тем более что книжники были к этому готовы, ориентируясь на примеры ложных царей из Священного Писания и истории Византии). Однако главную роль в распространении самозванчества в России в начале XVII века сыграли экстраординарные обстоятельства, и прежде всего – пресечение династии Рюриковичей. Самозванец появился при отсутствии общепризнанных