– У меня бывают такие же стрёмные картины. – Авторитет, покачиваясь на каблуках, вглядывался в полотна триптиха. – Они пишутся, когда в голове пустота. Кот совсем лишний, глаза у покойника не прорисованы. И потом, разве так бы выглядел труп после харакири? Кишечник не может быть бескровным, перламутровым. Полное отсутствие натурализма. Даже не стилизация – лубок. Тебе ещё разок в академию надо – последние навыки растеряла…

Мне-то как раз показалось, что натурализма слишком много – я со скрытым ужасом рассматривала триптих. Надька с фотографической точностью воспроизвела и ненашего Стаса, и Мыша.

Надин побагровела:

– Говорят, ты готовишь выставку нового искусства?

– Да. Хочу назвать её: «Вождь и пассажиры».

– «Вошь и пассажиры»? – ехидно переспросила Надин.

Авторитет сверкнул глазами, повторил:

– «Вождь и пассажиры»! Впереди состава мой портрет, а следом картины авторов, причем все одного размера – как окошки вагонов.

– А если у кого-то картина чуть больше? – обалдела Надька.

– Чуть больше нельзя. И рисовать надо только акварелью.

– А что, если у меня пастель и темпера?

– Не пойдет! А вот весеннюю выставку мы назовём «Монстры на марше».

Надин не стерпела:

– Кто это мы? Бурдюк, мы все самостоятельные личности и собрались не для того, чтобы писать картины одинакового размера. Я в выставке с названием «Монстры на марше» не участвую!

Поглядеть – картина, а послушать – животина.

Русская пословица

Основное торжество началось с приездом телевидения и губернатора Мультивенко. Городское начальство надрывалось у микрофона:

– Настало время бороться с надкроватной живописью и коммерческими натюрмортиками!

– За так называемым новаторством кроется отсутствие навыков рисования! – Вторили профессора академии.

У картин – бродили, болтали, бурлили.

– Это полуреализм…

– Это полиреализм…

– Возможно, возможно…

После торжественных речей предложили отвлечься на зарисовки с натуры…

Из-за ширмы вывели девушку. Натурщица застыла на подиуме. Звериная шкура слегка прикрывала её чресла. Художники – на полу, на скамейках и стоя – сгрудились вокруг обнажёнки. Заскрипели карандаши, зашелестела бумага.

Надин пристроилась к виду сзади и порывисто набрасывала попу, бедра.

– Лейка, смотри, как она женскую натуру любит… – просипела Андре.

– Ревнуешь?

– К этой-то? Да у неё и сисек нет. Так, мне пора – через пять минут мой выход.

Жизнелюбие, женолюбие, любовь к горячительному красноречиво отражались на лицах участников выставки. Появление на сцене Андре вызвало шквал аплодисментов.

– Дорогие мои, как же я рада быть здесь! Надин Дельфинина – настоящее культурное событие! Я очень люблю эту художницу. Она – живой классик. И чтобы поддержать наше дарование, публично заявляю: я покупаю те роскошные «Ирисы» за пять тысяч евро.

Зал после слов Андре взорвался аплодисментами.

– Вот зараза, всё себе на пользу повернёт, – ядовито прошипела мне на ухо Надька. – «Ирисы» бесплатно выцыганила, и ещё себе рекламу сделала.

– Надь, она же для тебя старается, – я, как всегда, пыталась примирить подруг. – Андре чуткая и отзывчивая. Хотя, знаешь, похоже, насчёт Мыша…

– И, по просьбе мадам Дельфининой, сообщаю, что все вопросы с покупкой картин можно решить во-о-он у той роскошной девушки, которая сейчас рядом с Надин. – Андре махнула в нашу сторону рукой. Зал, как по команде, повернулся.

– Дамы и господа, представитель китайской академии Ли… – Андре замялась, мучительно пытаясь вспомнить «мое» имя, – ээээ, Ли Хуйсунь.

Мы с Надькой ошарашенно посмотрели друг на друга. Я не выдержала:

– Что я там говорила про чуткую и отзывчивую? Забудь, Надь. Стерва она, каких свет не видывал! Значит, я теперь Хуйсунь? Слава богу, что только на сегодняшний вечер. Бедная моя китайская бабушка, хорошо, не дожила до этого позора.

Надька истерически заржала. Раздались первые такты новой песни Андре.

– И чтобы поздравить мадам Надин с ошеломляющим успехом, – продолжала вещать стерва Анька в микрофон, – я специально написала для неё песню.

Андре вдруг без перехода выдала джазовую вставку в стиле Герды:

И раз, два, три

– ты повтори.

Но вот когда —

Когда четыре:

Бокал дайкири —

И харакири…

Зал взорвался. Публика начала подпевать. Чума по имени Андре провоцировала и заводила со страшной силой.

– Надь, когда она успела? – Я ошеломлённо слушала простенький, но очень красивый, чем-то напоминающий «Зеленый изумруд» хит Андре. То, что песня станет хитом, было понятно даже мне. – Я же ей всего дня три назад ляпнула про дайкири.

– Вообще-то эта гадюка, наша подружка, довольно талантлива. – Прибабахнутая двукратным повтором обращения «мадам», Надин кипела злостью на Андре. – Вчера мы с ней ездили в студию. Так она за два часа всё записала. Тока вот тут у вас промашечка вышла: правильно говорить дайкири́. Ударение на последний слог. Я точно знаю – этот коктейль старик Хемингуэй обожал. Хотя после хита Андре вся страна теперь будет теперь говорить дайки́ри.

Во всём, что касается спиртного, с Надькой спорить бесполезно. Её авторитет в этой области признала даже парижская богема. Надо же мне было так проколоться. Кстати, о проколах:

– Слушай, я хотела тебе сказать, что Андре… – Но меня опять перебили.

Надин по необходимости общалась с подходящими коллегами. Её хвалили, поздравляли. Но сегодняшний успех необычен – над залом парил триптих с убитым. С ненашим Стасом справа. В центре – наш Стас. У-у-у, бабник… И ведь не появляется до сих пор. Правильно Надька назвала картину: «Суши как гейши». Справа – с тем же ножом, который был на левой части триптиха (полотно «Убийство кота в восточном стиле»), разлёгся ненаш Стас. Название «Сепука для неизвестного любителя суши» звучало мрачным пророчеством. Складывалось ощущение, что всё совершилось именно в суши-баре: на левой и на правой частях триптиха стол, за которым сидел наш Стас, обрывался. Получалась гнетуще пробивающая панорама. Кто-то ест, кто-то уже никогда… Общее название триптиха «Красота по-японски» ставило в тупик.

– Гвоздь выставки. Висит на лучшем месте, – говорили Надьке.

Обычно Надин жаловалась: вот мои картины тыкают между первым и вторым этажом, в пролете. А тут: персональная (ну почти) выставка, ключевая позиция, в центре зала…

Корреспондент телеканала «101», улыбаясь, подошел к Надьке, державшей в руке пять желтых гвоздичек: