он не рифмуется! На ум приходят другие рифмы, куда более примитивные: горшок, пирожок, женишок, малышок…

В кухне с видом усталым, как будто жизнь ей наскучила, появляется Соня.

— Это вы тут поёте? — морщит она свой веснушчатый носик.

Серёга был рыжим, так что Соня в отца.

— Ага! — прерывается Машка.

Сонька вздыхает, вздёрнув глаза к потолку:

— Жесть!

Отчитав нас, сказав, что снимает видосик, и наш «музыкальный состав» портит ей всю малину, Соня уходит. С достоинством фыркнув и покачав головой.

Мы смеёмся ей вслед. И Машка, не слушая дочь, продолжает тянуть свою песню. А я вынимаю смартфон. Там всего лишь одно сообщение.

«Надеюсь, что розы завяли? Позволь подарить тебе новый букет», — намекает Эльдар. И я с упоением думаю, что, может быть, в этот раз позволю ему даже больше…

Глава 17

В этот раз Эльдар ведёт меня в театр. Где я, наверно, лет сто не была! Машка не любит таких развлечений, Илья вечно занят. Не одной же ходить?

Я дико тушуюсь. Боюсь, что нас увидят с ним вместе. Но в этом районе я редко бываю. Вся моя жизнь протекает в другой части города. И риск очень мал! Но всё же не по себе.

Эльдар это чувствует, и предлагает мне прогуляться перед спектаклем. Мы приехали чуть заранее. И время ещё позволяет.

Идём не спеша по улице. Сегодня не жарко, тепло. Говорим о чём-то не очень значительном. Он умудряется отыскать тему для разговора повсюду. Пробежал воробей, объяснит, куда именно.

Я смеюсь, и пытаюсь искать в голове остроумные фразы. Стесняюсь его! Представляю себе его сына. Наверное, взрослый уже? Сколько ему может быть? Спросить, не спросить…

— Хочешь вату? — говорит, когда мы проходим палатку, откуда идёт сладкий запах.

Я хочу, но молчу. К моему образу это совсем не подходит. Я — серьёзная женщина! К тому же ещё в новом брючном костюме. Предпочла его платью. Всё же не вечер. Он тонкий, и ткань очень приятная к телу.

Я выровняла волосы и заправила их за уши. Уши у меня небольшие. Губы сделала чуть поярче, а глаза — в лёгкой дымке теней. В общем, всё, как Машка учила.

Кажется, он в восторге. Смотрит на меня неотрывно. Один раз даже чуть спотыкается…

— Это вредно, — отвечаю ему деловито.

Он прячет улыбку. Выглядит тоже с иголочки. Видно, что собирался. Наглаживал швы на рубашке и брюках. Наверное даже бородку слегка подравнял. Она у него идеальная!

— Иногда можно себя и побаловать, — говорит, облизнувшись. И смотрит совсем не на вату…

— Исключено! — говорю «про запас». Если вдруг он решит, что сегодняшний вечер я проведу у него.

На пятачке возле фонтана играет гитара. Парень сидит, увлечённо брынча. И мы останавливаемся, чтобы послушать. Мелодия грустная. И мне тоже взгнустнулось. Не до слёз, до улыбки. Печальной.

— Пойдём? — произносит Эльдар.

— Подожди, — призываю его помолчать.

— Ты грустишь, — говорит, обвиняя меня.

— Ну, и что? — пожимаю плечами, — Мне, может быть, хочется погрустить.

Он молчит. Я размышляю: «Наверно, обиделся». Вату она есть не стала! А грустить ей только давай.

Смотрю боковым. Он стоит и задумчиво слушает. Гитарист обрывает мелодию. И Эльдар вынимает банкноту. Подходит, кладёт. Тот кивает ему с благодарностью, и продолжает играть.

Мы уходим не потому, что грустить надоело. Просто пора. Спектакль вот-вот начнётся. Ждём, пока все войдут, чтобы не толпиться. Не попасть никому на глаза! Я намеренно тяну время, хотя у нас места в боковом бельэтаже, у самого края. Мы заходим почти никому незаметные. Но постоянно кажется, что за мной наблюдают.

Эльдар даёт мне программку.

— Всё нормально? — интересуется он.

Я киваю. Но выдыхаю с облегчением лишь когда гаснет свет.

Спектакль по повести Льва Толстого начинается странно. Поначалу меня смущает, что люди на сцене в костюмах, больше похожих на ролевые! Ремешки там всякие, фырканье… Я думаю, что Машке бы точно понравилось! Но потом, когда старый конь начинает рассказывать свою историю. Я напрочь забываю об этом! И люди на время спектакля перестают быть людьми.

Передо мной лошади. У которых душа человека! Они любят людей, а те их взамен только мучают. Я сострадаю и плачу по их безответной любви. Слёзы текут по щекам и я незаметно их вытираю.

Но Эльдар замечает. В конце, в ответ на моё восхищённое:

— Это было что-то невероятное!

Он произносит:

— А про что был спектакль?

Я, поняв, усмехаюсь. Кажется, он отвлекался, подглядывая за мной?

— Про любовь! — объясняю одним ёмким словом.

Мы дожидаемся пока выйдут все. Чтобы не толкаться в фойе.

«Не наткнуться на общих знакомых», — поправляю себя. Это действительно так. Не хватало наткнуться! Тогда точно слухи пойдут, что это я изменяю Самойлову.

— Сейчас в зале выключат свет и я за себя не ручаюсь, — шепчет Эльдар.

И я понимаю, очнувшись, что вокруг — никого. Кроме нас.

Улыбаюсь:

— Тогда я лучше пойду!

Он смеётся мне вслед. У него тёплый смех. И взгляд тоже тёплый. Приятный.

— Он обижает тебя? — произносит Эльдар неожиданно.

Я смотрю вопросительно.

— Муж, — добавляет Эльдар.

И теперь уже я удивляюсь:

— Что ты имеешь ввиду?

— Бьёт? — конкретизирует он.

Я протестую:

— Нет! С чего ты взял?

Неужели тот инцидент в клубе выглядел так «обличительно»?

— Просто, — пожимает плечами Эльдар, — Я за тебя волнуюсь.

— Как мило с твоей стороны, — говорю, позволяя себя пропустить.

Дверь позади закрывается. И, оказавшись на улице, мы просто идём рядом молча. Куда-то вперёд. Вижу парковку, и «торможу».

— Я могу на такси, — говорю, когда он вынимает ключи от машины.

Эльдар раздосадован:

— Я надеялся, что мы поужинаем.

«А на что ещё ты надеялся?», — думаю я про себя.

— Уже поздно, — говорю и смотрю на часы, — Тем более, я поужинала, когда собиралась.

— Ну, — он разводит руками, — Тогда я тебя отвезу.

— Я могу на такси, — повторяю, ища глазами поблизости шашечки.

— Зачем на такси? — не понимает Эльдар.

— Так… удобнее, — я пожимаю плечами.

— Тогда представь, что я — таксист, — говорит он.

Но я уже видела его мигнувшую в первом ряду иномарку.

— На таких не таксуют, — говорю я со знанием дела.

Он «находится» тут же:

— А это VIP такси, для особых персон.

— Тогда оно должно очень дорого стоить, — говорю я с улыбкой, — У меня столько нет.

Он поправляет рубашку. Серый цвет ему очень идёт. Оттеняет вискИ.

— Всего лишь за поцелуй, — хмыкает непринуждённо.

— Всего лишь? — говорю, недвусмысленно щурясь.

Для меня это равносильно, что секс! Это ведь ласки? Но только оральные. Что даже интимнее во много раз…

В какой-то