сломалась… совсем. Как же быть? Почему это всё происходит со мной?

— Какое предпочитаете? — интересуется Виктор, задержавшись у автомата. Тот предлагает с десяток сортов.

— Тот, что покрепче, — вздыхаю, сажусь, уложив свою сумочку рядом.

— Отлично, — он вынимает банкноту, — Секунду.

И вставляет её в ярко-алую прорезь машинки. Та начинает жужжать! Я вдыхаю приятный густой аромат, что струится по комнате.

— Ну, вот, готово, — извещает Виктор и, подойдя, ставит чашку на маленький стол.

Из положения сидя, он кажется мне ещё выше. Ещё необъятнее! Шире в плечах. Я вжимаюсь в диван, прикрываю колени. Отчего-то мне стыдно, что он меня видел в «Обжорке», наблюдал, как я ем…

— Спасибо, — киваю ему благодарно, и тут же тянусь за своим кошельком, — Сколько с меня?

Виктор вздыхает. Очевидно, припомнив, как настойчиво я желала оплатить свой обед в той закусочной.

— Это подарок от заведения, — отвечает с улыбкой.

Стоит заметить, она у него очень даже приятная. И даже щетина не портит лицо.

Мне так хочется знать, сколько лет моему благодетелю? Если там, в полутьме придорожной харчевни, он казался мне младше на вид. То теперь можно дать ему лет 35. Или даже чуть больше.

— Спасибо, — смущаюсь, выпускаю из рук кошелёк.

Ну, и пусть! Это услуга должна входить в сервис. Сколько мне предстоит заплатить за ремонт? Ещё неизвестно…

Виктор уходит, а я цежу кофе глотками. Волнуюсь. Как будто сижу на пороге больницы. Вот сейчас они там изучают её, мою девочку. Щупают, трогают, тыкают разными штуками. А я тут сижу, расслабляюсь.

Мне хочется выскочить, видеть, что там происходит. Но я доверяю ему! Кто он там? Дальнобойщик? Водитель. Слесарных дел мастер? Плевать! Главное, чтоб починил.

Минут тридцать проходит, прежде чем дверь отрывается вновь. Я уже как на иголках. Не сижу, а хожу взад-вперёд! В этой комнате я изучила все вещи.

Цветок, что стоит у окна. У него много дырочек в листьях. А листья большие, почти как моя голова. Шкаф какой-то, где множество полочек. А на них — миниатюры машин. Я разглядела их все! А одну даже трогала…

— Она заведётся? — бросаюсь я, глядя с надеждой в его голубые глаза.

Виктор вздыхает:

— Боюсь, что придётся оставить её для ремонта. На пару деньков…

— Нет! — возражаю я громко. И не потому, что не смогу обойтись без машины. Смогу! Есть такси, наконец. Просто… Ведь это «букашка». И я не могу её бросить одну!

— Настя, не волнуйтесь, поломка не слишком серьёзная, — успокаивает Виктор.

Но я не могу успокоиться! Уже не могу…

Всё сломалось. Моя жизнь разлетелась на множество мелких осколков, как тарелка Ильи. А теперь ещё это вдобавок…

Я щурюсь, стараясь не плакать. Не плакать! Но эти позорные слёзы уже напирают, текут по щекам. И буря эмоций, которые я так усердно держала внутри, вдруг лавиной несётся наружу.

— Ну, почему? — всхлипнув, я закрываю лицо. Будто и впрямь кто-то умер!

Я плачу так горько, по-детски. Стыжусь этих слёз. Пытаюсь укрыться, уйти от назойливых глаз человека, стоящего рядом со мной.

— Всё поправимо, — произносит он мягко.

Но мне так не кажется! Что-то можно исправить. А что-то — уже никогда…

— Кхы! Кхы! Кхы! — рыдаю взахлёб, скомкав пальцами мякиш салфетки.

Эта поломка — вершина! Кульминация всех моих бед. Кому я попала в немилость? За что меня так…

Сквозь слёзы уже не могу различить шевеление. Мне плевать, что он видит! Плевать, как я выгляжу в данный момент. Мне так больно! Вся жизнь под откос!

Вдруг, вырывая меня из потока мучений, чьи-то руки хватают с обеих сторон. Задыхаюсь. Мычу. Когда в рот мой впиваются губы. Сухие, горячие, властные, они накрывают мои.

Это даже не поцелуй, а «автограф»! Какой-то засос, ненасытный и яростный. Я ощущаю, как влажный язык раздвигает мой наглухо сомкнутый рот. И мычу что есть сил! И в отчаянии дёргаюсь, пытаясь его оттолкнуть.

Но Виктор силён. Он вцепился в меня мёртвой хваткой. Держит руками лицо, прижимается, пробует…

— Ммммм, — исторгаю последний, измученный стон.

Когда он меня выпускает, когда губы его с громким чмоком бросают меня целовать, я дышу, как утопленник. Просто не в силах поверить, что он это сделал!

Он до сих пор ещё держит меня, когда я влепляю пощёчину. Звонкую, хлёсткую! Как мне кажется, сильную. Но его голова неподвижна. Он продолжает смотреть на меня сверху вниз. Выпрямляется.

— Ой, — восклицаю я, трогая губы. Они чуть зудят от щетины, одновременно колкой и мягкой.

— Прости…те, — отзывается Виктор, прячет руки в карманы, отходит.

Я слышу его продолжительный вздох. Сама же едва умудряюсь дышать! Сердце бьётся как азбука Морзе: «три коротких, два длинных…». По спине льётся струйками пот.

«Боже, какое бесстыдство», — прихожу я в себя.

— Прошу вернуть мне ключи от машины, — говорю, не узнавая свой собственный голос.

Вскинув голову, Виктор стоит в ареоле наружного света. На фоне окна он невидим, а я… Могу лишь представить себе, как я выгляжу в данный момент! Губы распухли, глаза покраснели, макияж, им размазанный, всюду, где быть не должно. Лицо, как с картины Ван Гога.

— Настя, я извиняюсь, — говорит виновато, — Я просто хотел вас утешить…

— Хотели утешить? — взрываюсь я криком, — Хороший предлог!

И, протянув ему руку, стою. Ожидаю, пока он отдаст мне ключи. Сейчас же звоню в другой сервис, и везу свою ласточку к ним. Не останусь здесь ни на минуту!

— Настя, ну это смешно. Я готов починить без оплаты, в счёт этой провинности…

— Нет! — я машу головой, вытираю помаду.

Он хмыкает:

— Вы ведёте себя, как ребёнок.

Задохнувшись, беру свою сумочку.

— Настя, — с мольбой просит Виктор.

Его тон виноватый. Хотя… Он уже получил по лицу. Боже! Я в жизни не била никого. Даже детей своих только трепала шутливо «по шёрстке». А тут… по лицу!

В какой-то момент я хочу извиниться. Но беру себя в руки. Ведь он заслужил? Кто просил его лезть? Ко мне в рот… языком!

— Я ухожу немедленно, — сообщаю гнусавым, осипшим от плача и ярости тоном.

Пытаюсь протиснуться к двери, но он не даёт.

— Настя, — говорит моё имя так, будто конфету кусает.

Я отвожу взгляд. Только что он меня целовал! Вдруг у него на уме что-то большее?

— Прошу вас, останьтесь, — не унимается Виктор, — Позвольте загладить вину! Я совсем не хотел вас обидеть.

Я молчу, размышляя. Совсем не хотел? Или всё же хотел… не совсем.

— Хорошо, — говорю я бесстрастно, серьёзно и взвешенно, — Я надеюсь, ваш сервис стоит испытанных мной неудобств.

Уже в такси меня одолевают сомнения. Верно ли я