– Я знаю Алекса, мама Вера. Здравствуйте, – Катя вошла в комнату, поддерживая живот и тяжело дыша. – Он отпустил меня. Привез обратно. Он должен был меня убить, но пожалел…

Зося Адамовна всегда знала – от прошлого не убежать. Можно на время спрятаться, но лишь на время. Оно догонит именно тогда, когда уже расслабишься, перестанешь дрожать от страха и поверишь в чудо.

В дверь деликатно постучали.

– К вам посетители, пани Зося, – молодая горничная слегка приоткрыла одну створку.

– Я никого не жду, – удивилась Зося Адамовна и машинально поправила прическу.

– Здравствуй, мама Зося, – Казимир, опираясь на палку, нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Привел к тебе внука. Прости – нарушил обещание: все про нас рассказал.

Зося Адамовна укоризненно посмотрела на Казимира, но тут же улыбнулась Михаэлю.

– День добрый, – Михаэль осторожно прикоснулся к ее руке.

– Ты очень боялась, что мои дети не поймут и не примут тебя. Не знаю, как бы поступила Анка, но Михаэль не осуждает вас. Не так ли, Миша?

– Не имею на то никакого права, папа. Но, согласись, я достаточно взрослый и могу знать правду. Кроме того, это же история нашей фамилии, так? Как русские говорят: «Из песни слов не вырежешь»?

– Не выкинешь, – улыбнулась Зося Адамовна. – Это верно. Отец показывал вам с Анкой наш семейный альбом, видимо, не раз? Там есть и наши с Виктором фотографии.

– Он говорил, что вас с дедом посадили за политические убеждения.

– В этом есть доля правды. Виктор власть презирал. Это передалось и мне. Он хорошо знал историю и говорил, что более двуличной власти, чем советская, в России не было. У твоего деда, Михаэль, был свой кодекс чести – грабил лишь тех, кто нажился на обмане или преступным путем. Среди них было очень много партийных чинов. Последнее его ограбление и вовсе было местью за смерть невинных людей.

– Расскажи Мише, мама Зося. Это очень показательный случай.

– Наш сосед по коммунальной квартире, бывший ленинградец Григорий Львович Макарский, рассказал, как в блокаду умерли от голода его жена и дочь. У жены украли так называемые «хлебные карточки». А рядом с ними жила семья человека, который имел доступ к распределению продуктов голодающим блокадникам. И этот негодяй умудрялся на недовесе экономить булку хлеба или другие продукты. Жена меняла еду на антиквариат и золотые украшения, люди к ней приходили со всего города. И равнодушно наблюдала, как умирают от голода соседи. Когда Макарский вернулся с фронта, их уже похоронили. Он встретил этого человека в Москве, уже после войны. Тот стал известным коллекционером. Его фамилия Савушкин. Виктор лишь много лет спустя подготовил ограбление этого вора. Но вскоре брата взяли. А немногим позже арестовали и меня.

– И у вас при аресте ничего не нашли?

– Нет, – улыбнулась Зося Адамовна. – Я успела вывезти все в Куйбышевскую область к своей подруге Лиле Бас.

– И она согласилась хранить награбленное???

– Да, Миша. Она была преданным другом. Но было еще одно обстоятельство. Григорий Львович Макарский стал ее отчимом. Она с радостью узнала, что Савушкин потерял все! Я вам скажу – так много по-настоящему прекрасных украшений сразу не видела никогда! Но самыми ценными были две вещи: коллекция драгоценных камней в бархатном футляре с золотой монограммой князя Глебова и пасхальное яйцо дома Фаберже.

– Те, что хранятся в нашем подвальном сейфе? Но, если вы живы, то все это, как и наше поместье, принадлежит вам, бабушка!

– Дорогой мой! Мне уже ничего не нужно, поверь. Твой отец все то время, что я с внуком в Польше, пытается уговорить меня жить в вашем доме. Но я так не хотела, чтоб вы с Анкой знали, что ваш дед – вор, а я – его помощница! Пусть бы мы оставались для вас политическими заключенными, пострадавшими от властей! Твой отец не выдержал, открылся тебе против моего желания.

– Я хочу, чтобы вы жили с нами! Даже такой прекрасный пансионат – не место для моей родной бабушки! – неожиданно твердо произнес Михаэль и посмотрел на отца.

– Вот видишь! Я же говорил тебе! – Казимир обнял Зосю Адамовну.

– И еще. В конце концов, я хочу познакомиться со своим братом. Он знает о вас все?

– Нет-нет! – Зося Адамовна испуганно замахала руками. – Сашенька не должен этого знать!

– Он что, маленький? – Михаэль удивленно пожал плечами.

– Нет, Миша, Саша старше тебя. Он взрослый мужчина, ему тридцать четыре года.

– Тогда где он сейчас?

– Завербовался в иностранный легион и уехал, – Зося Адамовна бросила быстрый взгляд на Казимира. – Его нет в стране уже семь лет.

– Когда-то же он вернется.

– Конечно, милый… сейчас, минуточку, – Зося Адамовна услышала звонок мобильного телефона. – Да! Слушаю вас. Кто вы?! Как это не важно? Откуда вам известен этот номер? Нет! Этого не может быть! – Зося Адамовна вдруг схватилась за сердце. Пока Михаэль пытался найти лекарство, а Казимир все нажимал и нажимал на кнопку вызова персонала, она потеряла сознание.

Алекс забрал вещи со съемной квартиры, сунул ключ консьержке и спустился в подземный гараж. Пора было возвращаться домой, он должен убедиться, что заказчик ему поверил.

Алекс выехал на открытую стоянку. В этом тесном дворе в центре города, среди двух- и трехэтажных особняков позапрошлого века, архитекторы умудрились втиснуть высотку-свечку с собственным двором, огороженным кованым забором. Подземной парковки для всех жителей, видимо, не хватало, поэтому машинами занята была еще половина территории и так небольшого двора. Детская площадка, оснащенная новыми качелями, горкой и каруселью, притулилась между трансформаторной будкой и выездом на дорогу. Ни кустика, ни деревца не наблюдалось. Зато, как догадывался Алекс, все заявленные в рекламе удобства для жителей были в наличии.

Алекс подъехал к воротам, те тут же разъехались в стороны. На прощание махнув рукой охраннику в будке, вырулил на улицу. Проспект стоял в пробке.

Вчера он понял, что такое «разрывается душа». То есть вдруг дошло, что душа существует. И у него, как ни странно, тоже. Вот такое открытие. Местоположение души он тоже определил сразу. Нет, это не сердце… Это какой-то незримый «столб» с основанием у копчика и высотой до макушки. И он всегда болит. Сладко, когда она, Катя, рядом. Нестерпимо жгуче, когда ее нет, точнее, знаешь, что скоро не будет. И душа теперь управляет всей его жизнью. Или, скорее, остатком ее. Наверное, очень маленьким остатком…

Алекс впервые узнал, что такое – пойти против себя. Когда вчера Катя, тяжело опираясь на его руку, выбиралась из машины. Она настояла, чтобы он не заезжал во двор. Даже голос на Алекса повысила, повторив трижды «нет». «Почему нет? Скажи, почему?!» – допытывался он, остановив машину, чтобы в момент ответа видеть ее глаза. «Я боюсь за тебя…» – еле слышно прошептала, отвечая открытым тревожным взглядом. И перестало на этот миг сердце выстукивать беспокойный ритм, и сама эта душа заболела сладко, заныла тут же в бессилии, зная, что теряет. Одно мгновенное желание – обратно, в машину, рвануть с места, увезти, спрятать, не отдавать! Будь что будет! И согласие в глазах Кати прочел, не ошибся, знал наверняка. Вот здесь и пошел против себя: куда он ее, преступник, наемный убийца, профессия такая, что уж тут!