Если я создал впечатление, что бонобо – патологически гиперсексуальные животные, то должен добавить, что их сексуальная активность в высшей степени нерегулярна, куда больше, чем наша собственная. Как и люди, они занимаются сексом только время от времени, а не постоянно. Многие контакты не доводятся до кульминации – партнеры просто ласкают друг друга. Даже среднестатистическое совокупление невероятно коротко по человеческим стандартам – всего 14 секунд. То есть вместо бесконечной оргии мы видим социальную жизнь, приправленную краткими моментами сексуальной близости. Однако наличие столь сладострастных близких родственников позволяет нам лучше понять собственную сексуальность.

Действительно ли бонобо нужен весь этот секс? А нам, людям? Зачем вообще тратить на него время и силы? Вопрос может показаться странным – как будто у нас есть выбор! Но вместо того, чтобы считать секс чем-то само собой разумеющимся, биологи задумываются: откуда он возник, для чего нужен и нет ли способов размножения получше: Почему бы нам просто не клонировать себя? Преимущество клонирования заключается в возможности копировать генетические шаблоны, которые хорошо работали в прошлом, такие как вы и я (прожить столько лет – серьезное достижение), не смешивая их с недостатками, которые могут нести в себе чьи-то посторонние гены.

Вообразите новый дивный мир, в котором мы бы тогда обитали, – мир, полный бесполых, идентично выглядящих индивидуумов. Больше никаких сплетен о том, кто кого любит, кто с кем развелся или кто кому изменяет. Никаких нежеланных беременностей, дурацких журнальных статей о том, как произвести впечатление на свидании, и никаких плотских грехов – но также никаких страстных влюбленностей, романтических фильмов, секс-символов в лице поп-звезд. Возможно, этот мир был бы более эффективным, но он также стал бы и самым скучным местом, какое только можно себе представить.

К счастью, недостатки полового размножения с лихвой компенсируются преимуществами. Это наглядно демонстрируют животные, использующие оба способа воспроизводства. Возьмем, например, какую-нибудь тлю, из тех, что живут на комнатных растениях, и поместим ее под микроскоп. Большую часть времени тли просто клонируют[21] себя. Но когда настают трудные времена, такие как осень или зима, этот метод оказывается недостаточно хорошим. Клонирование не позволяет избавляться от случайных генетических мутаций, большинство из которых порождают проблемы. Ошибки будут накапливаться, пока вся популяция не погрязнет в них. Так что тли переключаются на полноценное половое размножение, которое привносит перемешивание генов. Потомство, произведенное половым путем, более крепкое и устойчивое (так же, как, например, непородистая собака или кошка в целом обычно более здоровая, чем чистокровная). Через много поколений близкородственное скрещивание становится похожим на клонирование, приводя ко все большим генетическим дефектам.

Жизнестойкость так называемого «дикого типа» – продукт половой перетасовки генетической колоды – хорошо известна. Такие «дикие типы», например, лучше справляются с болезнями, поскольку способны идти в ногу с непрерывной эволюцией паразитов. Бактериям нужно всего девять лет, чтобы сменилось около 250 000 поколений, которые отделяют нас от бонобо и шимпанзе. Быстрая смена поколений у паразитов вынуждает животных-хозяев совершенствовать способы защиты. Только для того, чтобы отбивать атаки паразитов, нашей иммунной системе нужно постоянно развиваться. Биологи называют это «гипотезой Красной Королевы» в честь Красной Королевы из «Алисы в Стране чудес», сказавшей Алисе: «Чтобы остаться на месте, нужно бежать изо всех сил!» Для человека и животных этот «бег» осуществляется путем полового размножения.

Но это объясняет лишь то, почему секс существует, а не то, почему мы им так часто занимаемся. Разве мы не могли бы прекрасно размножаться при значительно меньшем его количестве? Несомненно, именно это имеет в виду католическая церковь, заявляя, что секс предназначен только для размножения. Но разве приятная часть секса не бросает вызов этому представлению? Если бы единственной целью секса являлось размножение, он вовсе не обязательно доставлял бы такое удовольствие. Скорее, мы бы относились к нему так же, как дети к овощам: полезно, но неинтересно. Это, конечно же, не совсем то, что уготовила для нас мать-природа. Обеспечиваемые миллионами нервных окончаний в местах, которые называются эрогенными зонами (8000 приходится только на один небольшой клитор), напрямую соединенных с центрами удовольствия в мозгу, сексуальное желание и удовлетворение заложены в саму конструкцию наших тел. Стремление к наслаждениям – вот причина номер один, по которой люди занимаются сексом больше, чем это необходимо для размножения.

Открытие, что у наших ближайших родственников гениталии выглядят по меньшей мере настолько же развитыми, как у нас, а «излишнего» секса у них даже больше, делает сексуальность преобладающим признаком у троицы рассматриваемых близких родственников. Шимпанзе здесь исключение. Их сексуальная жизнь бедна по сравнению с людьми и бонобо, причем не только в дикой природе, но и в зоопарках. Если сравнить шимпанзе и бонобо, живущих в неволе на такой же по величине территории, получающих одинаковую пищу и имеющих доступ к такому же числу партнеров, то бонобо инициируют секс в среднем раз в полтора часа и с куда большим разнообразием партнеров, чем шимпанзе, которые занимаются сексом только раз в семь часов. Таким образом, даже в одинаковой среде бонобо намного более сексуально активны.

Но ничто из этого не отвечает на рассматриваемый вопрос: почему люди и бонобо оказались такими сексуальными гедонистами? Почему мы наделены сексуальным аппетитом, выходящим далеко за пределы потребности оплодотворения подвернувшейся яйцеклетки и побуждающим нас расширять круг партнеров, не ограничиваясь только теми, с которыми оно возможно? Читатели могут возразить, что их вкус в области сексуальных партнеров значительно менее разнообразен, но я здесь думаю о нас как о виде. Одни люди гетеросексуальны, другие – гомосексуальны, а кому-то нравятся всякие партнеры. Более того, даже эти классификации, судя по всему, условны. Американский пионер сексологических исследований Альфред Кинси представил человеческие сексуальные предпочтения в виде непрерывного континуума (от исключительной гетеросексуальности до исключительной гомосексуальности), выдвигая предположение, что мир не делится на агнцев и козлищ и наши привычные разграничения идут не от природы, а являются порождением общества.

Взгляды Кинси подтверждаются кросс-культурными исследованиями, демонстрирующими невероятное разнообразие отношений к сексу. В некоторых культурах гомосексуальность выражается открыто, даже поощряется. Первыми на ум приходят древние греки, но есть еще и австралийское племя аранда, где старший мужчина вступает в длительные сексуальные отношения с мальчиком, пока тот не станет готов к женитьбе на женщине, а женщины там потирают друг другу клиторы для удовольствия. В новогвинейском племени кераки совокупление с мужчиной является частью обряда перехода во взрослую жизнь для каждого мальчика; существуют и другие культуры, в которых мальчики орально услаждают старших мужчин, чтобы проглотить сперму (предположительно, чтобы приобрести таким образом мужскую силу). Сравните это с культурами, где гомосексуальность окружена страхами и табу, особенно у мужчин, которые подчеркивают свою мужественность путем выпячивания гетеросексуальности. Ни один гетеросексуальный мужчина не хочет, чтобы его принимали за гомосексуала. Нетолерантное отношение заставляет всех разделять свою сексуальность и выбирать какую-либо одну ее часть, создавая впечатление, что типы сексуальности дискретны, хотя в скрытом виде может существовать широкий спектр предпочтений, в том числе и их полное отсутствие.