Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лилит ощутила, как взрыв энергии пронесся сквозь нее. Группа, которой еще два дня назад не существовало, нашла насыщенное и изысканное звучание. Внезапно она запела свою песню так, словно та заслуживала аудитории. Лилит никогда не пела так громко и так свободно.
Луис тоже это ощущал. Он закончил песню громким решительным соло на барабанах.
Когда все закончилось, у них троих было одинаковое выражение лиц: они улыбались, немного отстраненно.
– Волшебные «Доритос», – сказал Луис, с почтением глядя на пакет. – Придется запастись ими перед выпускным.
Лилит рассмеялась, но она знала, что дело было не только в чипсах. Они втроем расслаблялись, поддавшись музыке, не только как члены группы, но и как друзья. Дело также было и в Лилит: чувство, нахлынувшее на нее вчера от осознания, что Брюсу стало лучше.
После больницы мама Лилит предложила им всем отправиться за пиццей, а такое угощение случалось раз или два в год. Они вместе съели большую пепперони с оливками и заставили друг друга смеяться, играя в пинбол на старом автомате Scared Stiff.
Когда Лилит уложила Брюса спать, он откинулся на подушку и сказал:
– Кэм очень классный.
– О чем ты? – спросила Лилит.
Брюс пожал плечами.
– Он навестил меня в больнице. Подбодрил.
Инстинктивно она хотела разозлиться на Кэма за то, что тот навестил Брюса, а ей не рассказал. Но она посидела на кровати брата чуть дольше, глядя, как он засыпает, – и он казался таким умиротворенным, настолько не похожим на болезненного мальчика, каким был, что Лилит поняла: она может испытывать лишь благодарность за сотворенное Кэмом.
– Какую песню хочешь сыграть следующей, Лилит? – спросил теперь Жан. – Нам нужно прокатиться на этой волне.
Лилит подумала мгновение. Она хотела поработать над «Блюзом кого-то другого», но, думая о ней и о том, что Кэм сделал с ее текстом, она все еще сердилась.
– Мы могли бы попробовать…
Три громких стука в дверь заставили ее остановиться.
– Что это было?
– Ничего! – сказал Луис, – давайте продолжать играть.
– Вдруг это Таркентон, – сказал Жан. – Нас здесь быть не должно.
Стук снова повторился. Только он шел не от двери. Он шел снаружи. От окна.
– Чувак! – сказал Жан Ра. – Это Кэм.
Мальчики кинулись открыть окно, но Лилит отвернулась. Прямо сейчас лицо Кэма было последним, что она хотела увидеть. Ощущения, которые она испытывала, исполняя свою музыку всего мгновения назад, были простыми, хорошими. Ощущение, которое у нее появлялось, когда она смотрела на Кэма, было таким сложным, что она не знала, откуда оно начиналось. Ее тянуло к Кэму. Она злилась на него. Она была ему благодарна. Она не доверяла ему. И было сложно чувствовать столько всего одновременно к одному человеку.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Луис. – Мы на втором этаже.
– Пытаюсь избавиться от Таркентона, – сказал Кэм. – Он хочет получить мою голову за пропуск еще одного собрания двора выпускного.
Лилит не могла удержаться: она хихикнула при мысли о Кэме на всех этих собраниях, со всеми этими заносчивыми детишками. Когда она случайно встретилась с Кэмом взглядом, он улыбнулся ей и протянул руку. Прежде чем она это осознала, Лилит поняла, что уже двигается к нему, чтобы помочь забраться через окно.
Он встал, но не отпустил ее руку. Он даже сжал ее. В животе Лилит затрепетало, и она не знала почему. Она убрала руку, но успела глянуть на Жана и Луиса, гадая, что они подумают о том, как Кэм замер, словно чудак, держа ее за руку.
Мальчишки не обращали внимания. Они отошли обратно к синтезатору Жана и вместе работали над мелодией.
– Привет, – прошептал Кэм, когда они остались более или менее одни.
– Привет, – сказала она. Почему она чувствовала себя так неловко? Лилит взглянула на Кэма и вспомнила, что хотела что-то сказать.
– Мой брат лежал в больнице шестнадцать раз. Его никто никогда не навещал, кроме мамы и меня. – Она замолкла на мгновение. – Не знаю, почему ты это сделал…
– Лилит, позволь объяснить…
– Но спасибо тебе, – сказала Лилит. – Его это подбодрило. Что ты ему сказал?
– Вообще-то, – сказал он, – мы говорили о тебе.
– Обо мне? – спросила она.
– Это немного неловко, – сказал Кэм, улыбаясь ей так, словно неловко ему как раз не было. – Брюс типа угадал, что ты мне нравишься. Он защищает тебя, но я пытаюсь не позволить ему испугать меня.
Она нравилась Кэму? Как он мог такое произнести настолько просто, словно это что-то неважное? Слова так легко слетали с его языка, что Лилит задалась вопросом: скольким девушкам Кэм говорил это раньше? Сколько сердец разбил?
– Ты все еще слушаешь? – спросил Кэм, помахав перед ее лицом рукой.
– Ага, – ответила Лилит. – Эм-м, не недооценивай Брюса. Он мог бы надрать тебе задницу.
Кэм улыбнулся.
– Я рад, что он чувствует себя лучше.
– Это чудо, – сказала она, потому что так оно и было.
– Земля вызывает Лилит, – голос Луиса казался искаженным, звуча в микрофоне, который Жан присоединил к своему Moog. – Звонок прозвучит через пятнадцать минут. У нас есть время поработать еще над одной песней, и нам нужно составить расписание следующей репетиции.
– Касательно этого, – сказал Кэм, почесывая голову. – У вас, ребята, не найдется места для игрока на электрогитаре, который может круто смотреться в трехголосном изложении?
– Не знаю, старик, – сказал Жан, широко улыбаясь. – Ты хорош, но, насколько я слышал, в последний раз солистка ненавидела тебя. Украсть ее блокнот было тупо.
– Даже если это значит, что Лилит выиграет конкурс текстов, – добавил Луис. – Лично я думаю, что это было гениальным решением.
Лилит стукнула его.
– Не вмешивайся.
– Что? – спросил Луис. – Признайся, Лилит. Ты бы никогда не приняла участие в конкурсе, если бы не Кэм. Если ты выиграешь, это будет отличная реклама для группы.
– Что мне сказать? – пожал плечами Кэм. – Я верю в Лилит.
Он сказал это так же легко, как сказал, что она ему нравится, но звучало это по-другому, более приемлемо, словно он не пытался просто залезть ей в трусы. Словно он действительно верил в нее. Ее щеки потеплели, когда Кэм нагнулся и взял одну из фотокопий страниц, которые она принесла для Луиса и Жана. Он прочитал текст «Полета вниз головой», и улыбка расползлась по его лицу.
– Твоя новая песня?
Лилит собиралась объяснить несколько изменений, которые она уже хотела внести, но Кэм удивил ее, сказав:
– Мне нравится. Не меняй ни слова.
– Ох.