– Хорошо. Не ожидала от тебя, мажор, – улыбается она. – Думала, высмеешь.

Поднимаю глаза к зеркалу заднего вида и встречаюсь с ее взглядом – потеплевшим, синим, как закатное летнее небо. Спокойным. И, не отнимая от нее взор, спрашиваю, поддавшись неожиданному порыву:

– Вер, а кто отец Настеньки?

Вера.

«– Ты, мажор. Ты отец Настеньки, а я та самая лисичка, которую ты терзал добрых два часа… Насытился, а потом выдворил из вип-кабинки, презрительно сунув под резинку чулка купюру. Ты, в кого я влюбилась, не зная тебя… Влюбилась в синие бездонные глаза, губы, что метили поцелуями, как раскаленное клеймо, широкие плечи, вкусный запах… Как глупая дура втрескалась, потому что не знала тебя. Зато знаю теперь… Ты позёр, хвастун, самодовольный индюк, но… До черта обаятельный, а сегодня так совсем другой – внимательный, добрый, воспитанный».

Но я сглатываю скопившиеся в горле слова, восстанавливаю дыхание и отвечаю:

– Такой же мажор, как ты.

– И что, ему вы… не нужны? Извини, что спрашиваю, просто она… Настюха такая прикольная, поэтому…

– Артём, ребёнок – совсем не праздник, – хмурюсь, переводя взгляд на Настю. – Дети плачут, закатывают истерики, болеют, какают и мусорят. Дети мешают заниматься своими делами. Они лишают тебя свободы. Не каждый мужчина согласится разделить эту ношу.

– Считаешь, что Макару это по плечу? – с нескрываемой издевкой произносит мажор. Сворачивает с трассы на проселочную дорогу, ведущую в коттеджный посёлок Сиреневый.

– А тебе-то что? Это моя жизнь, мне и решать, – фыркаю, вбирая в голос сталь. – Не Макар, так Джозеф. Или другой…

– Так нельзя, Вер. Все это будет видеть Настя, а она…

– Не учи меня жить, мажор. Иди лучше в магазин и купи родителям бутылку чего-нибудь горячительного и хорошие конфеты.

– Как скажешь, Каланча, – грустно улыбается Артём и выходит из машины. Хлопает дверью, а я вздрагиваю, не в силах сдержать эмоции. Как же мне паршиво… От его слов – истины от начала до конца, сквозящем в них осуждении, синего взгляда, смотрящего с нескрываемым теплом…

Артём покупает родителям подарки и возвращается в машину. Настюша просыпается и удивлённо распахивает глазки, завидев в окнах морскую синеву. Машину потряхивает на каменистом склоне, как и мою девичью душу, совсем не готовую к расспросам…

– Вот мой дом, – не без гордости произносит Артем, взмахивая ладонью в сторону небольшого дома шале, прячущегося за аккуратным деревянным заборчиком. – Район относительно новый, поэтому дорога насыпная. К осени обещают уложить асфальт.

– Понятно. Ну… Держи кота, а я понесу Настеньку. После сна она всегда вялая и капризная.

– Вер, давай наоборот? Ты подаришь маме изготовленную тобой игрушку, а я понесу Настю. Настюха, пойдешь к дяде Артему на ручки?

Мама родная, кажется, сейчас мое сердце лопнет от переполняющих его чувств! Настя переводит любопытный взгляд на мажора и… тянет к нему руки. Это полный провал! В руках Артема малышка кажется полной его копией – эдаким мажором в детстве.

– Вот и славно, – довольно говорит Артем и по-хозяйски распахивает калитку.

Во дворе пахнет жареным мясом и ароматом ночным фиалок. Дымок мангала струится где-то в глубине яблочного сада. Там же виднеется просторная деревянная беседка. От поверхности искусственного пруда и больших панорамных окон дома отражаются закатные солнечные лучи. Дом поистине прекрасен: небольшой, белоснежный, построенный в средиземноморском стиле, он кажется каким-то ненастоящим, воздушным замком, прячущимся в облаках или морской пене…

– Как здесь красиво… – протягиваю я, на миг почувствовав себя дикаркой. Хотя… наверное, так и есть, потому что такого красивого и уютного жилища я никогда не встречала.

– Ты еще мамину гостиную не видела. И камин, – поддакивает мажор. – Судя по движухе, ужинать мы будем на улице.

Навстречу идут родители Артема. И чем ближе они подходят, тем стремительнее меня покидают силы, уступая мерзкой трусости… Замечаю, как с их беззаботных улыбающихся лиц стирается улыбка, как суровеет взгляд Вячеслава Олеговича, и удивленно взлетает бровь Татьяны Сергеевны. Папа мажора впивается в Настюшу взглядом и только потом здоровается:

– Молодцы, что приехали. Проходите. Здравствуй, Верочка. А кто это тут у нас? Тебя как зовут?

Кожей чувствую, как тяжело Вячеславу держать себя в руках, как бурлят в его сердце возмущение, любопытство и море вопросов.

– Нася! – хмурится дочка, не собираясь спускаться с рук Артема.

– Она еще плохо разговаривает, – стыдливо отвожу взгляд.

– И сколько ей? – интересуется Вячеслав.

– Два с половиной года. А это вам. Я иногда шью игрушки в свободное время, – протягиваю Татьяне кота.

– Спасибо большое, Вера! Шикарный кот! Поставлю его на каминной полочке.

– Мда… Ну, проходите. Вера, ты ешь шашлык из осетрины? Я сам жарил, – смягчившись произносит Вячеслав.

– Ем, спасибо. У вас красивый дом. И двор очень уютный. И… Спасибо, что присмотрели за нашей Сильвией. Где, кстати, она? – глуповато хлопаю глазами, делая вид, что ничего не случилось.

– Не волнуйся, Верочка, ваша рыжуля спит в доме. Представляешь, Артем, ей полюбился коврик возле камина из коровьей шкуры? – улыбается Татьяна, переведя взгляд на сына. Она выглядит вполне спокойной…

– Вер, давай я провожу тебя в дом? Тебе же нужно помыть руки? – строго говорит Вячеслав, нависая надо мной горой.

– Я… Э…

– Слава, Верочка и во дворе может их помыть. А в дом мы пойдем, как стемнеет, – пытается его отговорить Татьяна Сергеевна, но это бесполезно… Глаза Вячеслава Олеговича источают непреклонную решимость, куда уж тут не пойти…

– Идемте. Вы присмотрите за Настюшей?

– Конечно, – кивает Татьяна, забирая Настеньку из рук мажора.

Бреду за Вячеславом, как провинившаяся школьница. Слышу оглушительный стук собственного, измученного страхом и неизвестностью сердца, тихие шаги, частое дыхание, а потом и строгий голос мужчины. Вячеслав распахивает передо мной дверь и как только я добровольно попадаю в уютную ловушку его жилища, начинает допрос:

– Ну… Вера Станиславовна, и когда ты собиралась рассказать нам о внучке?

Вера.

– А я… А я не собиралась, – визгливо отвечаю я и отворачиваюсь. Строгий синий взгляд Вячеслава Олеговича прожигает меня насквозь. Еще минутка, и ничего от лживой Верки не останется. Ни волоска, ни крошечки!

– А почему? Мы такие никудышные люди, по-твоему? – сникает он. Взмахивает ладонью в сторону просторной светло-голубой гостиной, приглашая присесть.

– Нет, просто…

– Расскажи, как это случилось? Выходит, Артем не узнает тебя? И, соответственно, не знает, что Настенька его дочь? – многозначительно добавляет он.