– Я и была встревожена. Мне до сих пор не по себе из-за того, что позвонила так рано.

– Выбрось из головы. У «Келемен Груп» есть обязательства перед ее инвесторами. Поверь мне, Сэм полностью тебя понимает.

– Я знаю, как ведутся дела в маленьких компаниях, – заметила Бетти.

– Ты сама такой управляешь.

– Именно. Подстраховки почти никакой. Наверное, Сэм надо разобраться, что к чему в «Келемен Груп». – Бетти провела по столу пальцем. – А мне надо убедиться, что инвестиции в порядке.

– Несомненно, – согласился я, тщательно подбирая слова. – Сэм позаботится о «Келемен Груп». – Это правда. – К сожалению, Чарли не подпускал ее к бизнесу. И теперь она собирает сведения о делах компании с нуля. – Тоже правда. – Я распутываю дела с аудиторами и ее адвокатом по недвижимости. – Скорее правда, чем нет, но на исповедь сходить все-таки стоит.

– Мне стало намного спокойнее, Гроув.

А мне стало необходимо pronto[5]повидать монсиньора Бэрда.

Я намеревался продемонстрировать уверенность и внешнее спокойствие при сборе фактов. И вовсе незачем было приукрашивать свой прогресс и раздувать значение слов Поповски «я в деле».

– Так насчет этих финансовых отчетов…

– Ах, да. Сейчас посмотрю. – Она поднялась и тут обратила внимание на мой бокал, все еще наполовину полный. – Вино нормальное?

– Прекрасное. Просто мне опять за руль, ехать обратно в Нью-Йорк.

– Я понимаю, что двести пятьдесят тысяч долларов в твоем мире – деньги небольшие, – заметила Бетти, поднимаясь. – Но это все для Фреда. – В голосе ее сквозила нерешительность, неуверенность, имеет ли она право говорить о финансах с топ-продюсером.

– Не надо. Это настоящие деньги.

– Сейчас вернусь, – сказала она, удаляясь копаться в бумагах.

Я освободил тарелки от остатков ленча. Застекленная терраса, обшитая белыми деревянными панелями, плавно переходила в большую, привлекательную кухню, заставленную белой бытовой техникой и мебелью. Буфеты с прозрачными стеклянными дверцами были покрашены на старинный лад белой краской. Годы честной службы покрыли ее патиной, словно говорившей: «Элегантная старость». Эвелин понравился бы дом Бетти. А Финн понравился бы двор.

Вернувшаяся Бетти вручила мне квартальный отчет.

– Моя домашняя бухгалтерия в полном раздрае. Годовой отчет я еще поищу. И позвоню тебе.

– Если найдешь – замечательно. Если нет – ничего страшного. – Я мельком бросил взгляд на листок. Ее 250 тысяч долларов выросли до 300 тысяч долларов с лишком.

Чудесно.

– Гроув, – воззвала Бетти к моему вниманию, – еще одно.

– А именно?

– Чарли согласился стать опекуном Фреда, если со мной что-нибудь стрясется. Теперь мне нужно найти кого-нибудь другого.

На долю секунды мне показалось, что Бетти просит меня взять это дело на себя. Однако у нее есть несколько сестер, и я счел просьбу чересчур импульсивной. Синдром Дауна поднимает ставки. Бетти не поступила бы настолько опрометчиво.

– Я помогу, чем смогу. А где Фред?

Несколько минут спустя, обнявшись и обменявшись рукопожатием на прощание, я покинул Нью-Палц в растрепанных чувствах. К несварению привкус желчи во рту не имел ни малейшего отношения. Мой лучший друг, мистер Дотошность, подвел собственную жену. Первый страйк{52}. Теперь он заставил мать-одиночку тревожиться за будущее своего сына. Второй страйк.

Да расслабься ты! Ликвидация «Келемен Груп» все уладит.

Ага, именно. Образ Бетти и Фреда, махавших мне на прощание, преследовал меня всю дорогу до Нью-Йорка. Ставки выросли, переплюнув 600 долларов Сэм Келемен и распоряжение Фрэнка Курца не лезть не в свое дело.

В ужасный час – в пять утра в воскресенье – я сосредоточился на более неотложном вопросе, чем чудовищный бардак Чарли Келемена. У меня возникла проблема с «позывом на лежбище». Это арго велосипедистов. Он возникает, когда тепло постели увлекает спортсмена обратно под одеяло, не пуская на тренировку. Как раз тогда и там роскошные объятия простыней манили меня остаться.

Вот только сегодня я не собирался ни тренироваться, ни поддаваться. Наш клуб спонсировал летние гонки каждое второе воскресенье, семь кругов вокруг овала Центрального парка общей протяженностью 43 мили. Выстрел стартового пистолета всегда раздается ровно в 6 утра.

Нас ждала гонка. В мучительно ноющих мышцах и зрелищных завалах есть что-то завлекательное. Похвальба и подначки лопающихся от тестостерона участников превращают гонку в обязанность. В это воскресенье я прибыл к стартовой черте с 20-минутным запасом.

Элитным лосям – легким на стероидах в человеческом обличье – потребовалось менее двух часов, чтобы надрать мне задницу. Мои результаты по статистике были тоже неплохи – десятый в списке из 124 велосипедистов. Но яростный командный темп{53} на протяжении первых 42,5 мили выжал меня до упора. На безумный рывок в конце в баке не осталось ни капли горючего. Это меня раздосадовало. Я всегда хотел победить.

После гонки я сграбастал в «Старбакс» стакан кофе на 20 унций и изрядный кус коричного пирога со штрейзелем. Кофе и пирог послужили лишь легкой закуской, которой едва-едва хватит, чтобы не скончаться от голода под парны́м душем в моем кондоминиуме на пятом этаже. После такой изнурительной поездки у меня осталась лишь одна миссия – набить живот жареной картошкой по-домашнему, копчеными колбасками, сырным омлетом из трех яиц и стопкой банановых блинчиков за один присест. Передо мной маячила гастрономическая вакханалия, оргия на 9600 килокалорий, суля прекрасный день.

Я заблуждался.

Не успел я заскочить в душ, как в квартиру позвонил Хорхе – пылесос для чаевых и швейцар дома, неизменно пребывающий в хорошем настроении.

– Мистер Гроув, тут к вам пришли двое полицейских.

– Шутишь? – ответил я, подумав, что воскресенье – не самое подходящее время для их визита. Тем более что никто мне не позвонил.

– Они показали свои значки. – Голос у него дрожал, будто он умолял заплатить за него залог.

– Впусти их.

Не прошло и минуты, как мясистый кулак забарабанил в мою дверь, напрочь порушив безмятежность утра. Оглушительный грохот взбеленил меня. В нем не было ни малейшей нужды, ведь Хорхе меня предупредил.