Отключив компьютер, опер УСБ подошел к двери и бесшумно провернул ключ. Выглянул. И так же незаметно, как и вышел, снова вернулся на кухню. Не без удовольствия отметил, что сделал это вовремя — гости стали покидать квартиру, сосредоточиваясь перед подъездом.

Когда квартира опустела, он увидел встревоженного Сидельникова. Капитан поглядывал по сторонам, метался от двери к двери, и Копаеву не стоило труда догадаться, что сыщик потерял свой объект наблюдения. Не желая себя выдавать, Антон молча следил за растерянностью капитана, дождался, пока тот поймет, что объект на улице, и выглянул из-за занавески.

Антон остался в пустой квартире. Покойный Крыльников — не в счет.

Сейчас на улице определятся, как лучше выносить — Антон уже обратил внимание на то, что пролеты узки, а лестницы круты — и в квартиру поднимутся шестеро для выноса гроба.

«Интересно, — пронеслось в голове Антона, — ГИБДД с мигалками во дворе. Следуют распоряжению и статусу убиенного. А где похоронная команда из числа сотрудников ГУВД, которую Чубасов должен был отправить для последнего салюта и караула у гроба? Их нет. И не будет. Вывод: Чубасов пребывает в глубоких сомнениях относительно того, что его заместитель погиб при выполнении служебных обязанностей. А быть может, свою роль в этом сыграли СМИ, раструбившие на весь мир о четырех миллионах Крыльникова. Перестраховка. Генерал-лейтенант Чубасов ждет результатов расследования, следуя давно опробованному на практике опыту — лучше перебздеть, чем недобздеть».

Копаев уже собирался выйти и спуститься — не хватало еще, чтобы шестеро поднявшихся в квартиру обнаружили здесь его, скорбящего — как вдруг решил додумать мысль до конца.

«А еще у Чубасова свежи воспоминания о рассказе министра, как того чистили банником от Царь-пушки».

И не пожалел, что задержался.

Плотное гардинное полотно у окна напротив гроба шевельнулось, и Антон, качнувшись на носочках, дал задний ход.

Полотно шевельнулось еще, теперь уже более откровенно, и через секунду из-за него показалось бледное от притока адреналина лицо. Из-за тяжелой шторы бордового цвета появилась сначала рука, потом нога и после весь мужчина, одетый, как и описывал его Сидельников. Главной приметой была лиловая рубашка, чей воротник из-за последних, активно прожитых хозяином минут, был выбит наружу и торчал, как крылья облитой чернилами чайки.

Стараясь не дышать, опер УСБ затаил дыхание и стал ожидать развязки этого магического появления. Она не заставила себя ждать.

Не теряя ни секунды, «лиловый» приблизился к гробу, потер руки, словно намеревался посмотреть, правильно ли патологоанатом наложил вдоль Крыльникова шов…

И сунул руки в гроб.

Покойник «лиловому», несомненно, мешал. Чтобы сэкономить время своих действий, настырный сотрудник службы безопасности Артура Олеговича Ресникова взял полковника в обхват и перевернул на бок. Тотчас появилась спина с порезанным на ней пиджаком. Такие разрезы на дорогих костюмах делают, чтобы не вводить в искушение крематоров.

Руки «лилового» лихорадочно частили под материей, покрывающей дно гроба, и напоминали руки молодого хирурга, который боялся потерять пациента, но никак не мог найти в нем загнивший аппендицит.

Но вдруг «лиловый» замер и потянул длани к себе. И в тот момент, когда он, затая дыхание, увидел появившуюся из преисподней на свет божий тонкую пластиковую папку, на плечо его легла тяжелая рука…

— Вы из похоронной команды? — сказал кто-то, поворачиваться к которому в этот момент «лиловый» был просто не в состоянии. — А я из ОБХСС. Контрольное захоронение, товарищ!

Он все-таки обернулся.

Перед ним стоял внушительных размеров мужчина лет тридцати на вид. Под мышкой неизвестного была зажата папка, его свободная рука лежала на плече его, «лилового». Еще секунда, рука с плеча соскользнула и перехватила папку, край которой торчал из гроба.

— Я возьму это, — сказал незнакомец.

Все могло закончиться иначе, не появись в дверях, ведущих в гостиную из спальни, третий. Точнее — третья. Маленькая старушка с ввалившимся ртом и в траурном одеянии стояла и смотрела, как двое мужиков, переложив ее зятя на правый бок, держат руки в его гробу.

Антон служил в полиции давно. Он видел многое и во многом участвовал. Но это был первый раз, когда он чувствовал себя перед лицом общественной морали и нравственности абсолютно виновным и совершенно беззащитным. У «лилового» были, по-видимому, другие мысли, однако вряд ли и он мог припомнить хотя бы один похожий случай из своего прошлого.

— Что ж вы делаете, криворукие? — проскрипела она и обтерла кончиками черного платка уголки губ.

Ответить на этот вопрос было трудно даже Копаеву. Поэтому он, потянув на себя пластиковую папку, молча выдернул ее из-под тела и прихватил рукой вместе со своей, кожаной.

«Лиловый» выпрямился. По лицу его можно было догадаться, что двойной стресс стал от него отходить. Морщины на лбу его разгладились, губы разъединились и расслабились.

Старушка как на колесе подкатилась к гробу, уложила сильными руками зятя на спину и расправила на его груди отвороты резаного пиджака.

— Возюца, возюца, как неживые, — недовольно проныла она. — А ты меня, милок, с зятем никак надысь перепутал? Я вас переживу, — пообещала она и направилась обратно в спальную.

— Верни, — тихо приказал «лиловый» и опустил руку в карман. — По-хорошему.

— Это вряд ли, — тяжело выдавил Антон и разочарованно вздохнул, когда услышал щелчок и увидел справа от себя скользнувший по стене блик выброшенного из ножа лезвия…

— Ничего не понимаю, — буркнул Молибога, разглядывая шестерку дюжих мужиков, утонувших в подъезде для спуска гроба из квартиры. — Напарник «полосатого» исчез, Кряжин обещал и не приехал. Может, позвонишь ему?

Сидельников и сам находился в растерянности. Свой объект он «уронил»[5], от советника никаких сообщений и распоряжений не поступало. Тот случай, когда стоит побеспокоить начальство.

Но вдруг изменилось все и сразу. Сразу после того, как в подъезд вошли шестеро, из него вышли двое. И то, как это происходило, у обоих оперов вызвало сильное удивление. «Лиловый», прижимая к лицу шарф, держался другой рукой за советника, и ноги его, непослушные, заплетающиеся, волочились по земле, как штанины пустых брюк. Он стоял на ногах только потому, что одной своей рукой следователь Генеральной прокуратуры держал его за талию.

Проходя мимо вдовы и насторожившихся родственников, Копаев пояснил:

— Андрей Николаевич был его учителем и другом. Его горе безмерно.

Родственники расслабились, а вдова напряглась еще сильнее. Сегодня здесь был некто, кто выражал скорбь гораздо сильнее, чем она.

«Полосатый», оценив мизансцену реально, попытался выйти из толпы и оказаться на Мясницкой. Его порыв был остановлен Полянским.