Он кинулся к ней, обнял, поклялся, что защитит ее от подобных ударов судьбы, предложил поехать на виллу Байи в Кампании и заверил, что отныне между ними восстановятся прежние, близкие и любовные отношения. Они сидели так, тесно прижавшись друг к другу, больше похожие на любовников, чем на мать, помирившуюся с сыном. Их объятия и поцелуи были такими страстными, что ревнивая Поппея возроптала.

Сенека позже рассказал мне, как он воспользовался услугами Акты, прежней фаворитки, чтобы убедить Нерона, что преторианцы более не потерпят кровосмесительной связи между ним и Агриппиной. И что этот противоестественный союз выгоден только ей. И что она воспользуется им, чтобы убедить солдат, что власть по-прежнему в ее руках, а он — не более чем послушная марионетка. И что, в конце концов, она его уничтожит и поставит на его место кого-нибудь из своих любовников, к примеру Рубеллия Плавта, который тоже происходит из рода Цезаря и Августа.

Аникет выдвинул свои доводы. На его взгляд, примирение между Нероном и его матерью, это приглашение в Байи были настоящими подарками судьбы. Аникет брался устроить кораблекрушение того судна, на котором поплывет Агриппина. В кабине сделают пробоину, и судно пойдет ко дну. С ней будет покончено, а что может быть естественнее гибели на море?

На берегу воздвигнут жертвенный алтарь, монумент во славу Агриппины, погребенной волнами и оплакиваемой сыном и всем Римом. Можно будет устраивать богослужения в ее честь, а Нерон сочинит по этому случаю поминальную песнь.

Император смеялся. Он верил, что смерть отныне на его стороне. Но она снова уклонилась, как будто желая, чтобы Нерон умолял ее. Ему пришлось до конца испить чашу, лгать во имя поставленной цели, изображать любящего сына, сопровождающего родительницу до пристани, обнять ее и держать в сыновних объятиях, доказывая свою любовь, чтобы у нее не возникло ни малейшего подозрения.

А потом он принялся ждать.

Наконец явился гонец от Аникета и рассказал, что кораблекрушение состоялось, вода ворвалась внутрь судна и ударом весла была убита женщина, выкрикивавшая имя Агриппины. Однако когда выловили тело убитой, выяснилось, что это была ее служанка Ацеррония. Был еще труп, застрявший между переборками каюты, но это был человек из ее свиты по имени Галл. А сама Агриппина исчезла. Может быть, выбралась на берег?

— Тот, кто не видел Нерона, когда он слушал о новом неудачном покушении, не может представить себе, во что ужас способен превратить человека, будь он даже вершителем человеческих судеб. — Сенека делился со мной своими ощущениями.

— Теперь она знает, — повторял Нерон. — Она пойдет к преторианцам и будет обвинять меня!

Ломая руки, он обернулся к Поппее, которая массировала ему затылок. Он смотрел на нее взглядом признательным и покорным.

— Риск был велик, это правда, — объяснял Сенека. — С этого времени стало очевидно: если Агриппину не убьют, она устроит военный переворот.

Он помолчал.

— Бурр и я свой выбор сделали. Аникет уверял, что у него есть надежные люди, и это удача, потому что представлялось невозможным склонить преторианцев к убийству Агриппины. И вот тогда гвардейцы Мизенского флота окружили виллу, капитан Геркулей и центурион Обарит ворвались к матери Нерона и нанесли ей последний удар.

— Его мать, — прошептал я. — Женщина, давшая ему жизнь, а потом империю!

— Серений, необходимо избежать гражданской войны, это большое зло, — отвечал Сенека.

Лицо его посуровело, он продолжал:

— Не существует писаных законов, принуждающих нас к благим поступкам, даже в отношении родной матери. Здесь следует руководствоваться здравым смыслом. Каждый имеет право прикинуть, сколько пользы и сколько вреда ему принес тот или иной человек, а затем посчитать, он тебе больше обязан или ты ему. Агриппина представляла опасность как для империи, так и для Нерона. Ее благие поступки несопоставимы с несчастьями, которые она уже навлекла на нас и еще могла навлечь.

Она вернулась в свое имение в Анции. Теперь, увидев своими глазами, как убили ее верную вольноотпущенницу Ацерронию, приняв за хозяйку, Агриппина была уверена, что коварство Нерона не знает пределов и он продолжит попытки ее уничтожить. Она решила обмануть Нерона, чтобы выиграть время на подготовку достойного ответа, и послала Агрема, одного из своих вольноотпущенников, сказать Нерону, что ей удалось выжить в кораблекрушении, что она спасена и очень счастлива своим примирением с императором. Надо было внушить Нерону, что она не подозревает его в стремлении ее убить.

Однако Нерон, слушая Агрема, понял замысел матери. Бросив кинжал к ногам вольноотпущенника, он закричал, что тот послан Агриппиной, чтобы его убить. Посланника следует схватить и пытать, преступный и кощунственный заговор против императора должен быть раскрыт.

Геркулей и Обарит уже находились в комнате Агриппины, и первый успел ударить ее жезлом по голове. Ее лицо залилось кровью. Обарит обнажил свой меч, и его рука не дрогнула, когда мать императора вскричала: «Порази это чрево! Оно выносило Нерона!»

Император пожелал увидеть тело, он щупал ее плоть, прикасался пальцами к ранам и вдруг — эту подробность добавил Сенека — почувствовал жажду и потребовал, чтобы ему принесли напиться.

В последующие дни Нерон то испытывал приступы веселья, то впадал в апатию.

Крепко обнимая Аникета, он говорил: «Сегодня я получаю империю из рук вольноотпущенника».

С крепнущей день ото дня убежденностью он повторял, что был вынужден защищаться, поскольку Агриппина плела против него заговор. И добавлял: «Моя жизнь вне опасности, но я еще не могу ни поверить в это, ни наслаждаться этим».

Его поведение выдавало определенное беспокойство: оставаясь в Кампании, он медлил с возвращением в Рим, задаваясь вопросом, какой прием готовят ему в столице сенат, плебс и преторианцы. Аникет успокаивал его. Имя Агриппины покрыто позором, уверял он. Возвращение Нерона будет триумфальным.

Это была правда. Я сам стал свидетелем бурной радости римской толпы и раболепия сенаторов, облачившихся в парадные одежды. Их жены и дети выстроились в очередь, чтобы приветствовать Нерона. Простой люд теснился на трибунах, построенных по такому случаю вдоль всего пути следования императора.

Каждая новая волна приветственных возгласов отражалась на светящемся гордостью лице Нерона. Но было на нем и презрение к низкопоклонству окружающих. А также уверенность в том, что наконец-то он сможет править и жить, как хочет, не встречая никаких препятствий своим страстям и инстинктам.

Нерон поднялся по ступеням Капитолия.

Он выразил свою благодарность могуществу сверхъестественных сил и, повернувшись к толпе, поднял руки к небесам. И стал похож на статую какого-то божества.

24

Кто из смертных смог бы теперь достучаться до императора, уподобившегося богам?