Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти слова почему-то очень рассердили Дубиса.
– Да он просто актер разговорного жанра!
– Значит, хороший актер, – парировала я.
– Он на нас с вами просто очередную интермедию обыгрывал.
– Замечательно получилось. Может идти на сцену – я купила бы билет.
Очевидно, Вадим Петрович Дубис относился к категории людей, которые совершенно не переносят, если при них говорят что-то хорошее о ком-нибудь другом. Дополнительное подтверждение этого факта не заставило себя долго ждать. Едва из моей сумки появился уголок книги, Дубис просто-таки завопил:
– Вы что, собираетесь читать эту чушь?!
Я взорвалась.
– Извините, Вадим Петрович, но автор этой, как вы изволили выразиться, чуши провела детство среди партизан, а потом моталась по горячим точкам и пережила все, что вообще может пережить человек, особенно если этот человек – женщина. Поэтому я прочту с заведомым уважением все, что она написала. Тем более что эту книжку мне порекомендовал прочитать чрезвычайно уважаемый мною человек.
– Я тоже, между прочим, бывал в горячих точках и многое повидал, – Дубис говорил только о себе. – Но я не занимаюсь демонизацией ислама!
– Мне так кажется, Вадим Петрович, я ничем не намекнула, что интересуюсь вашей биографией и вашими взглядами.
Меня безумно раздражало в этом человеке все! А он тем временем выхватил откуда-то из недр своего багажа газетный лист, заботливо упакованный в пластиковый файл.
– Почитайте это. – Едко-ироническая улыбка искривила его рот. – Мой ответ госпоже Фаллачи. Я надеюсь, эта статья поставит в вашей очаровательной головке все на место.
– У меня и так все на месте. И в голове в том числе.
Я вспомнила его хамское утреннее заявление о том, что доселе у него не было интима с женщинами моего цвета кожи. Какое же говно этот Дубис!
– Ладно, – я взяла файл с газетой и засунула в сумку. – Я прочитаю вашу критическую статью после первоисточника...
Лицо его вытянулось. Я поняла, что он не планировал отдавать мне свой шедевр насовсем, но останавливать меня ему тоже крайне не хотелось. Возникла заминка. В это время телефон журналиста разразился «Танцем с саблями». Оказывается, Арам Хачатурян тоже писал рингтоны для мобилок! Дубис поднес аппарат к уху. Как мне показалось, сам он говорил скорее мне, чем неслышному мне собеседнику.
– Здоровеньки булы, Добрыня Моисеевич! – Журналист, очевидно, считал себя искрометным шутником. – Я тут из провинции возвращаюсь. Приглашал меня тут губернатор один. Попиариться решил... Ну естественно! Сам понимаешь, какие тут профессионалы в кавычках работают... смешно... Не хотел, конечно, но так попросили, что отказаться не смог... Нет, не в этом смысле так! А ты где? А, у бывшего премьера интервью берешь? Ну бери-бери! Он теперь всем дает, как... сам понимаешь! Бывший есть бывший! Не обижайся!.. Про армян слышал, конечно... Да, мне президент с премьером говорили еще год назад! – Дубис все время косился на меня. – Ну я же их предупреждал! Не послушали – теперь поздно!.. Ты же знаешь, азербайджанский главный всегда, когда что-то серьезное, меня приглашает и спрашивает. Ну и делает потом, как я скажу... Ты же знаешь, чего я ему предложил с этими... помнишь с кем... делать! Смотри на результат – теперь он в шоколаде!.. Ну ладно, прощевай, брателло! Я завтра в МИДе весь день. Нужно с документами поработать.
Закрыв аппарат, Дубис еще раз победно посмотрел на меня.
– Забыл телефон выключить, вот и трезвонят. С дамой пообщаться нельзя!
Я уткнулась в книгу и не ответила. Он посидел пару минут молча, а потом поднялся и сообщил, что идет покурить. Я молча кивнула. Вадим Петрович вздохнул и вышел из купе.
Книга была очень интересная, но уж очень мрачная в оценке перспектив исламизации Европы. Несмотря на всю страстность автора, я поняла, что засыпаю. Сна в автобусе мне оказалось явно недостаточно. Я убрала книгу в сумку, застелила полку и начала переодеваться.
Вадим Петрович вошел в тот момент, когда я стояла в одних трусах и только собиралась надеть футболку, в которой намеревалась спать. То, что он не постучался, меня крайне разозлило, но я решила не подавать виду. В конце концов, я что, истеричная барышня, чтобы реагировать на подобные вещи? Да и стесняться мне нечего, пожалуй. Грудь у меня небольшая, «двойка», но упругая. Талия – шестьдесят два, но она и не может быть тоньше при моих нагрузках. И конечно, трудно не заметить мои достаточно мощные дельтовидные мышцы и бицепсы, да и плечи чуть широковаты. Но меня до сих пор это только радует.
Остановившись в дверях, Дубис уставился на меня и с наигранным восторгом выпалил:
– Ух ты!
– Джентльмены стучат в дверь, перед тем как войти к даме, уважаемый попутчик, – сказала я и, не торопясь, напялила на себя футболку.
Он, казалось, не обратил никакого внимания на мои слова, а, наоборот, решил позволить себе пошутить:
– А можно ее еще раз снять?
– Мне не жарко! – Я выключила свет и полезла под одеяло.
Дубис присел на краешек своего дивана. Купе освещалось только ночником с его стороны, но я все равно видела по его лицу, что он хочет что-то сделать, но пребывает в нерешительности. Наконец Вадим Петрович все-таки поднялся и, наклонившись, осторожно взял мою левую руку, лежавшую поверх простыни.
– У вас такая нежная кожа!.. – сказал он и попытался провести пальцами от кисти по направлению к шее.
Видимо, он намеревался таким образом меня возбудить. И ведь в каком-то смысле возбудил. Привел в бешенство!
– Все! – вырвалось у меня непроизвольно. – Достал!
Я скинула простыню и аккуратно, чтобы не сломать этому блудливому дураку шею, ногами забросила его на соседнюю лежанку. Выпучив в ужасе глаза, он лежал плашмя на спине. Мое колено упиралось ему в подбородок.
– Извините за некорректность! – усмехнулась я.
– Не п-п-понял... – промычал Дубис.
– Ну не права я, что к вам на «ты» обратилась. Так что пардон! Не до-стал, а до-ста-ли вы меня! Так культурнее и вежливее! Еще раз повторяю: вы меня до-ста-ли! Хотите проснуться утром – лежите тихо! Понятно?
Он молчал.
– В общем, так: спят усталые игрушки, книжки спят. Свет выключаем, глазки закрываем и спим. Понятно?!
Я убрала ногу с его горла и залезла назад под одеяло.
– Спокойной ночи, Вадим Петрович!
Он встал и, прихватив все свое шмотье, скрылся в коридоре. Не знаю, в какой части вагона или вообще поезда этот выдающийся журналист провел ночь, но лично я его больше не видела. И надеюсь, никогда уже не увижу.
Москва только начинала просыпаться, когда поезд прибыл на Ярославский вокзал. Я уехала отсюда немногим более тридцати часов назад, но казалось, что прошла не одна неделя.