Айона и расширяющийся круг знакомых пассажиров были не первыми людьми, с кем Эмми знакомилась в общественном транспорте. Почти два года назад она спустилась в Далстоне в метро, чтобы поехать на работу. Подойдя к турникету, девушка привычно полезла в сумку за бумажником и… не нашла его. Эмми оцепенела, не зная, как ей быть. В бумажнике находились наличные деньги и банковские карточки. Но что еще хуже, она лишилась своей любимой фотографии, где мама держала ее, новорожденную, на руках и целовала в макушку безволосой головки.

— По-моему, вы нуждаетесь в помощи, — послышалось за спиной.

Вот так появился он. Выше Эмми на целый фут, а то и больше. Ее рыцарь. Вместо сверкающих доспехов на нем было мягкое кашемировое пальто темно-синего цвета. От него пахло лимоном и сандаловым деревом. Он уговорил дежурного пропустить ее через турникет и одолжил двадцать фунтов при условии, что этим вечером она пойдет с ним поужинать.

Эмми всегда гордилась своей силой и независимостью. В отношениях с парнями она зачастую сама принимала все решения, задавая им ритм и направление. Однако Тоби ей этого делать не позволял. Он обожал Эмми, о чем постоянно говорил, и намеревался заботиться о ней. Ей очень не хотелось себе в этом признаваться, но, переложив часть забот на Тоби, она почувствовала громадное облегчение.

Эмми не рассказывала Тоби про отвратительные послания, которые получала на работе. Он бы пришел в ярость, но и только. Пресечь эти послания он не мог. Девушке не хотелось, чтобы неприятности извне проникали в их дом, в эту надежную крепость. Просто находясь рядом с Тоби, Эмми уже переставала о чем-либо беспокоиться. Она была уверена: если не вступать в сражение, то аноним (кем бы он ни был) рано или поздно устанет и оставит свою жертву в покое.

Эмми вошла в прихожую, где плитки пола буквально сверкали чистотой. Из кухни соблазнительно пахло жареной говядиной. Тоби с энтузиазмом подпевал звучавшей по радио песенке, но, как всегда, не попадал в такт и путал слова.

Эмми разулась, аккуратно поставив туфли в «обувную зону». У Тоби для всего существовало четко определенное место. Он ненавидел хаос и беспорядок, поэтому их дом напоминал жилище из телесериала. Даже японская писательница Мари Кондо, признанный эксперт по наведению чистоты и порядка, была бы в восторге. Когда они только въехали сюда, то целый вечер пили шампанское и разбирали кучи безделушек, привезенных Эмми из Далстона. Тоби показывал ей каждую вещь и спрашивал: «Эмми, вот это высекает в тебе искру радости?» Так они решали, что оставить, а что выбросить или отдать на благотворительные нужды.

Голова Эмми затуманилась от шампанского. Ее развезло от тепла и счастья. Поцеловав Тоби, она спросила: «А это высекает в тебе искру радости?» И затем несколько часов подряд они пробуждали друг в друге радость, окруженные переполненными мешками всего, что предназначалось для благотворительных организаций.

— Эмми, с возвращением! — сказал Тоби, наливая ей рюмку красного вина. — Иди сюда, шеф-повар тебя заждался.

Он привлек ее к себе и поцеловал так, словно они не виделись месяц.

Ну чем не идиллия? Эмми провела замечательное утро, но искренне радовалась, что вернулась домой.

САНДЖЕЙ

08:19. Нью-Малден — Ватерлоо

Сперва Санджей даже не заметил девочку-подростка, что сидела напротив. Все его мысли были поглощены Джулией и первым сеансом химиотерапии, ожидавшим ее этим утром. Он обещал, что будет рядом. На станции Рейнс-Парк в вагон вошла шумная стайка школьниц. Тогда-то Санджей и обратил внимание на свою попутчицу. На ней была такая же форма, только гораздо опрятнее. Увидев вошедших, девочка застыла, как олень в перекрестье винтовочного прицела. Казалось, даже воздух вокруг нее потрескивал от напряжения.

— Девки, идем в другой вагон, — нарочито громко сказала одна из школьниц, явно рассчитывая привлечь внимание соседки Санджея.

— Зачем? — спросил, кто-то из ее подруг.

— А ты посмотри, кто тут сидит. Это же наша Марта. — Желая досадить Марте, девица нарочно произнесла ее имя нараспев.

Вся стайка дружно повернула головы. Соседка Санджея вжалась в сиденье, словно оно, подобно черной дыре, могло втянуть ее в себя и перенести через пространственно-временной вихрь в более дружелюбную вселенную.

Санджей хорошо помнил это чувство. Сам он в школьные годы то старался выделиться, то, напротив, делал все, чтобы стать невидимым. Ему хотелось войти в состав футбольной команды, хотелось, чтобы понравившаяся одноклассница обратила на него внимание. И в то же время он боялся, что у него украдут деньги на обед или подвергнут ритуальному унижению на игровой площадке, чем любили развлекаться те, кто считали себя крутыми. Сейчас его так и подмывало сказать оробевшей девочке, что все будет в порядке, что такие нападки — явление временное, а задиры — это внутренне несчастные люди, потому и отыгрываются на других.

Но в пригородных поездах об этом не говорят. Да и в Лондоне, куда они ехали, так было не принято. Ты просто закрываешь глаза, как все вокруг тебя. Это не твое дело, а чужие проблемы. Однажды в поезд села женщина, чья юбка зацепилась сзади за пояс колготок. Никто не сказал ни слова. Так и ехали до Ватерлоо, где их попутчица вышла вместе со всеми и исчезла в толпе. Санджей потом весь день испытывал чувство вины.

Он подумал об Айоне и о том, как поступила бы его новая знакомая, окажись она сегодня в вагоне. Уж она-то бы никому не позволила унижать другого человека и нашла бы слова, чтобы подбодрить бедную девочку.

«Действуй как Айона», — мысленно сказал он себе.

Санджей повернулся к юной пассажирке. Ее лицо все состояло из острых углов, отчего казалось непропорциональным. Но он знал, каким станет это лицо по прошествии нескольких лет. От угловатости не останется и следа. На такое лицо будут заглядываться. Подростковая красота ее сверстниц пройдет, сменится заурядной внешностью, тогда как ее собственная — расцветет. Однако девочка явно не знала о грядущей метаморфозе и не поверила бы его словам.

— Будем знакомы, — сказал он ей тоном, каким говорил с детьми, отходящими после общей анестезии. — Меня зовут Санджей. А ты, как я понимаю, Марта. Верно?

Марта не ответила и лишь сильнее вжалась в сиденье.

— Не волнуйся и не принимай близко к сердцу. Эти девчонки от тебя отстанут. Такая публика есть в каждой школе. Говорю по собственному опыту. Меня обзывали по-всякому, в том числе и пакистанской свиньей, и говорили, чтобы я убирался туда, откуда приехал. Я