в свои руки? Как разворачивались события после его смерти и какая судьба ожидала Ивана, его брата Юрия и мать Елену? Об этом и пойдет речь в следующем разделе этой главы.

3. «Вдовствующее царство…»

Отец Ивана Грозного великий князь и государь всея Руси Василий III скончался в ночь с 3 на 4 декабря 1533 г. Летописная повесть о его преставлении рисует нам драматическую картину последних часов и минут его жизни. Любящий отец разрывался между своим долгом государя и отцовскими чувствами. «Хочю послати по сына своего Иванна и хочю его благословити крестом Петра чюдотворца», – мучаясь от страшных болей, попросил он незадолго до кончины окружавших его постель брата Андрея и придворных вельмож, но тут же отказался от этой идеи, «понеже сын мой мал, аз лежю в великои своеи немощи, и нечто бы от меня не дрогнул сын мои»[213]. Андрей Старицкий и бояре уговорили все же Василия проститься с сыном. Ивана на своих плечах принес к смертному одру Василия князь Иван Глинский, шурин Василия, сопровождала их «мамка» княжича Аграфена Челяднина. Василий, увидев сына, снял с себя крест Петра, митрополита всея Руси, и благословил им Ивана, сопроводив благословение следующими словами: «Буди на тобе милость божия и пречистые богородици и благословление Петра чюдотворца, как благословил Петр чюдотворець прародителя нашего великого князя Ивана Даниловича. И доныне буди на тобе благословление Петра чюдотворца и на твоих детех и на внучатех от poда в род. И буди на тобе мое грешнаго благословление и на твоих детех и внучатах от рода в род»[214].

Вряд ли, конечно, пред нами записанное слово в слово благословение и последнее пожелание умирающего Василия своему сыну, но общий смысл сказанного великим князем Ивану, надо полагать, неизвестный книжник, составивший повесть о болезни и последних днях Василия III, передал достаточно точно. Понимал ли ребенок, которому три с небольшим месяца назад исполнилось всего лишь три года, смысл сказанного отцом и что его жизнь вот-вот круто переменится, – сложно сказать, однако он не мог не догадываться, наблюдая за суетой и суматохой во дворце и горем матери, что происходит что-то очень важное и страшное.

Благословив сына и наказав его «мамке», «чтоб еси, Огрофена, от сына моего от Ивана пяди не отступала»[215], великий князь отослал сына от себя. Это был последний момент, когда Иван видел своего отца хотя и безмерно измученным болезнью, но все же живым. Спустя несколько часов Василия III не стало. Российское государство «овдовело», а Иван IV стал сиротой.

Похороны великого князя состоялись на следующее утро. Влиятельнейший боярин М.Ю. Захарьин, один из душеприказчиков Василия, переговорив с митрополитом, с братьями Василия и с боярами, «повеле во Арханьгиле ископати гроб, подле отца его великого князя Ивана Васильевича»[216] (то есть в Архангельском соборе Московского кремля, который повелением Василия III с 1508 г. стал усыпальницей князей дома Ивана Калиты). На похоронах за гробом Василия, который несли на своих плечах «старцы троецкие, иосифовские», следовали князья В.В. Шуйский и М.Л. Глинский, боярин М.С. Воронцов, князь Иван Овчина (чье присутствие в траурной церемонии вряд ли было случайным), а среди женщин, сопровождавших безутешную великую княгиню («несоша ея из ее хором в санях на собе дети боярские»), была и «мамка» княжича Ивана Аграфена Челяднина – похоже, что Иван все же присутствовал при погребении своего отца[217].

Вряд ли малолетний княжич догадывался в эти часы, какое будущее его ожидало – равно и близкое, и далекое, не говоря уже о том, какую славу он оставит о себе в веках. Одно несомненно – жившие в то время русские люди, от последнего крестьянина до первых лиц государства, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени, но все хорошо осознавали, что грядущее будущее вряд ли будет спокойным и светлым. Напротив, общий настрой так или иначе был достаточно пессимистичным. Этот настрой подогревался и библейскими аллюзиями (ибо сказано было в Священном Писании: «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок»[218]), так и памятью о событиях относительно недавнего прошлого – и ста лет не прошло с тех пор, как завершилась злосчастная «война из-за золотого пояса» – усобица, разгоревшаяся из-за борьбы за власть между сыном Дмитрия Донского Юрием и его племянником Василием, будущим Василием Темным, которому на момент смерти его отца, великого князя Василия Дмитриевича, было 10 лет. В коллективной памяти прочно отпечаталось, что, пока русские князья секлись и воевали за великий стол, Русская земля испытала и пожары, и глад, и мор, и нашествие иноплеменных. Одним словом, известия, приходившие из Москвы, не вселяли оптимизма, тем более что соперничество за власть и наследство великого князя между боярскими кланами и группировками началась очень скоро после его смерти.

Расстановка политических сил при дворе непосредственно после смерти Василий III выглядела следующим образом. Великий князь, составляя свое завещание и определяя судьбу государства и наследника, распорядился так, что опекуном малолетнего княжича стал митрополит всея Руси Даниил: «Приказываю своего сына великого князя Ивана богу и пречистой богородици, и святым чюдотворцем, и тебе, отцу своему Данилу, митрополиту всеа Русии»[219]. Даниил, личность в нашей истории явно недооцененная (отдельная благодарность за это Сигизмунду Герберштейну и его информаторам при русском дворе, которые совместными усилиями постарались создать образ властолюбивого двуличного лжепастыря-фарисея), выходец из Иосифо-Волоколамского монастыря, ученик и преемник Иосифа Волоцкого на игуменстве, был известен как человек, искушенный в искусстве книжности и лояльный по отношению к самому Василию. Именно он сумел разрешить проблему со вторым браком великого князя (чем в немалой степени разочаровал приверженца Юрия Дмитровского, и не исключено, что это сыграло свою негативную роль в формировании облика лжепастыря).

Однако лояльность по отношению к великому князю вовсе не означала, что Даниил готов был слепо следовать за ним и одобрять все его деяния – выше мы уже писали о негативном отношении митрополита к брадобритцам. Возможно, понимая, что митрополит – человек, безусловно, верный и ему и, соответственно, его сыну, однако верность его имеет определенные пределы, Василий не стал вручать в руки Даниила конкретную власть в делах государевых и земских. Исследователи давно обратили внимание на то, что, делая Даниила опекуном своего старшего сына, Василий не стал вводить его в узкий круг вершителей судеб Русского государства[220]. Связано ли это было с тем, что великий князь отнюдь не стремился смешивать власть светскую и духовную, следуя византийскому принципу симфонии этих двух властей, или