— Но почему тогда…

Теперь Лавей предстал перед ней в совершенно ином свете.

— …я служу капитану Флинту? — Лавей задумался. — Потому что он обыграл меня в карты.

Вайолет остановилась.

Лавея рассмешило ее изумленное молчание.

— Хотите, чтобы я начал с самого начала, мисс Редмонд? — с притворным простодушием спросил он, но его глаза смеялись. — Так вам будет легче понять.

Лавей пошел вперед, и Вайолет последовала за ним, продолжая придерживать рукой шляпку.

— Я плавал с ним, когда мы были еще мальчишками. Естественно, я был офицером. Я старше его. Он был нанят. Ему пришлось стерпеть немало насмешек из-за родителей.

У Вайолет сжалось сердце, словно речь шла о ней. Ей было страшно задать следующий вопрос.

— Какого рода насмешек?

— Помимо прочего, они называли его дикарем.

В голосе Лавея не было укора, но Вайолет показалось, будто в нее попала стрела. Ее щеки загорелись. Она отвела глаза.

Видимо, Лавей знал, что она чувствует, поскольку именно он подслушал их разговор на балу.

— А вы дразнили его, лорд Лавей?

— Откуда вы знаете?

В его голосе было больше удивления, чем раскаяния.

— Потому что вы были юным аристократом, а именно так они и поступают. Мне ли этого не знать, ведь я выросла среди них.

— Да, дразнил. Поэтому я знаю, что он терпеть не может дураков, — печально ответил Лавей. — Он здорово меня побил. Конечно, не на корабле, иначе бы нам не избежать наказания. Нас прогнали бы сквозь строй или отхлестали плетью. Морхарт не терпел драк.

Мужчины оставались для Вайолет загадкой. Как они могли избивать друг друга или наставлять друг на друга пистолеты и при этом оставаться друзьями? Наверное, так они выражали свою привязанность.

— Так что наш друг Флинт заслужил свою репутацию. Осмелюсь сказать: он обязан этому своим умением драться — и добавлю: драться нечестно. Возможно, он спас мне жизнь. Так выпьем же за дикарей.

И Лавей поднял невидимый бокал.

Прекрасное объяснение. Однако Вайолет никак не могла избавиться от гнева. Она представляла себе мальчика-сироту, защищавшего себя невидимой броней от насмешек и оскорблений, который со временем стал сильным и не озлобился. И теперь она вспомнила, когда изменилось его лицо: в тот миг, как она произнесла слово «дикарь».

Значит, оно по-прежнему могло пробить трещину в его броне. Вайолет стало стыдно, но как-то иначе, чем когда она разочаровала своего брата Майлза, попытавшись сбежать с цыганами. Это было новое ощущение. Нечто сходное со смирением.

Вайолет пока не знала, было ли высокомерие свойственно графу от рождения или приобретено вследствие опыта.

Скорее свойственно, решила она, поскольку знала довольно много о высокомерии. Казалось, оно было неотъемлемой чертой графа, основанной на абсолютной уверенности. Нужны были лишь особые обстоятельства, чтобы его характер раскрылся во всей полноте.

— Вы сказали, граф любит совершать невозможное. Но как могли насмешки спасти вам жизнь?

— Рад, что наш первый разговор произвел на вас такое впечатление. — Невозможно было удержаться и не бросить на Лавея взгляд. — Не знаю, можно ли отнести спасение жизни к области невозможного, хотя я значительно затруднил его задачу. Я пристрастился к азартным играм в компании скверных людей в самых жутких игорных притонах, и когда они захотели получить свои деньги, то стали угрожать мне ножами. Кто бы стал их винить?

Он снова пожал плечами, и этот жест, как и содержание их разговора, все больше поражал Вайолет. Игорные притоны? Ножи? Любовницы? От подобных слов, употребляемых так легко, у нее кружилась голова, словно от крепкого напитка. Перед ней раскрывался мужской мир, который она даже представить не могла и который казался ей таким увлекательным.

— По стечению обстоятельств капитан Флинт оказался в том же самом притоне и заметил суматоху. Постараюсь не напугать вас подробностями этой истории; скажу лишь, что у меня и у Флинта остались огромные шрамы, но мы победили.

— Спасибо, что пощадили меня. Хотя упоминание о шрамах нарисовало картину произошедшего.

Лавей рассмеялся:

— Благодарю. А я сказал, что их было пятеро, а нас двое?

В этот момент Вайолет заметили два матроса на мачте, застыли на месте и сняли шапки.

— Осторожно, Мелвой, а не то тебе в рот залетит чайка, — крикнул Лавей. — Это мисс Редмонд. Ради Бога, не надо кланяться, Эмерсон. Ты свалишься на палубу. Неужели ты никогда не видел женщин?

— Прошу прощения, сэр, но таких не видел, — ответил Эмерсон.

Вайолет сделала реверанс, а матросы продолжали смотреть на нее, словно она и вправду была сиреной.

Сиреной, а не амазонкой.

— Возвращайтесь к своим обязанностям! — прорычал Лавей.

С обезьяньим проворством матросы полезли вверх по мачтам. Майлз нашел бы для них подходящее сравнение.

— На вас и графа напали пять человек?

Вайолет охватила слабость, и все же она была заинтригована.

— Меня окружили пятеро, требуя кошелек. А граф появился как раз вовремя. Они успели нанести первый удар, когда он вмешался.

Вайолет потеряла дар речи. Она могла себе представить, каким образом вмешался граф.

Лавей чуть заметно улыбнулся.

— Видите ли, он просто не может пройти мимо, когда надо кого-то спасти. Полагаю, таким образом капитан Флинт говорит всему миру: «Вот каким надо быть».

Возможно, Флинт также хочет сказать миру: «Вот так и вы могли бы спасти меня, когда я был маленьким мальчиком».

Дыхание Вайолет учащалось, стоило ей подумать об этом. Ей совсем не хотелось сочувствовать людям, которые охотились за ее братом.

И все же граф пришел на помощь человеку, обладавшему всеми привилегиями по праву рождения, который к тому же когда-то дразнил его. Потому что он видел, что в его помощи нуждались.

«Лайон, какой же ты глупец. Какого страшного врага ты себе нажил».

— И после вашего спасения вы стали служить графу, лорд Лавей?

— Служить? — Лавей удивленно вздернул бровь. — Не забывайте, у меня отобрали все деньги. Я оказался в довольно стесненных обстоятельствах. Вне всякого сомнения, он спас меня не только из одного человеколюбия. Он намного умнее, мисс Редмонд. Он знал, что я моряк, свободно владею несколькими языками, не стушуюсь в обществе знатных людей и смогу во многом помочь ему, а поскольку обязан ему жизнью, то мне можно доверять. Он решил, что сможет на меня рассчитывать. А также на мою совесть, — загадочно добавил он. — Он ведь тогда играл на то, что она у меня есть. И он был единственным, кто выиграл в том притоне. Я занял на его корабле должность первого помощника. Когда во время войны он получил каперское свидетельство, ему позволили продавать корабли, захваченные именем английского короля, и делить вырученную сумму с командой. Будучи первым помощником, я получал приличный процент. Я заслужил свою долю. А взамен научил его вести себя, как подобает джентльмену, тем самым открыв ему двери в мир торговли в любой стране.