Она не знала ни одного из фигурантов дела и подозревала, что у нее с ними вообще нет никаких общих знакомых. А впрочем, если бы они и были, с какой стати интересующие Амалию люди стали бы откровенничать с ее дочерью?

Тут Ксения уловила чьи-то приближающиеся шаги и, швырнув сигарету на землю, яростно растоптала ее. Хотя Амалия и была человеком достаточно широких взглядов, ей вряд ли пришлось бы по душе, что ее дочь курит.

Однако это оказалась вовсе не Амалия, а молодой человек, хорошо одетый, аккуратно причесанный, с идеальным боковым пробором. Заметив Ксению, он, как показалось девушке, остановился, немного озадаченный.

Граф Эрве де Поршер и в самом деле был озадачен той стремительностью, с какой эта молодая особа при его приближении расправилась с ни в чем не повинной сигаретой. Тут он увидел устремленные на него пытливые темные глаза с золотистыми искорками – и смешался окончательно.

– Вам кого? – насупилась Ксения.

На всякий случай Эрве успел заготовить объяснение, каким образом он оказался в Ницце, вдали от прекрасных туренских земель. Дело в том, что кюре Моклер не стал держать язык за зубами и вскоре после отъезда Габриэля рассказал хозяевам Поршера все, что успел узнать о его миссии. Не то чтобы граф встревожился или стал нервничать – он понимал, что никоим образом не мог повлиять на то, что случилось в его отсутствие в замке, однако Эрве все же был не прочь получить некоторые объяснения. Бланш вроде бы тоже была не против небольшого путешествия, и брат с сестрой сели в старенький автомобиль «Дион-Бутон», который и отвез их на ближайшую железнодорожную станцию.

Итак, Эрве мог бы предложить вполне убедительную версию своего появления, но беда в том, что версия, очевидно, испугавшись искорок в глазах Ксении, позорно капитулировала и начисто стерлась из его памяти. Тут, впрочем, сама девушка поспешила прийти ему на помощь.

– А! – протянула она, вспомнив, где недавно видела его лицо. – Вы владелец замка, верно?

Уличенный владелец очень учтиво поклонился и объявил, что он, в сущности, не хотел никого беспокоить, но его появление вполне понятно и даже извинительно, потому что некая особа то ли покончила с собой, то ли была убита в его замке, а такие вещи все же случаются далеко не каждый день.

– Не было там никакого самоубийства, – ответила безжалостная Ксения. – Ей проломили голову.

Тут на дорожке показалась Бланш, и Эрве поспешил представить девушек друг другу. И хотя на Ксении было очень простое платье, Бланш сразу же решила, что ее новая знакомая прекрасно одевается и обладает безупречным вкусом. Сестре графа было невдомек, что Ксения по большому счету была к одежде равнодушна – но, как и ее мать, она обладала даром любое, даже самое заурядное платье носить так, словно оно было сшито для принцессы, не меньше.

– Нам ужасно неловко, что мы вас потревожили, – сказала Бланш, – но наш кюре сказал, что баронесса Корф может иметь некоторое отношение к расследованию…

– Вот как? – Ксения прищурилась. – А откуда ваш кюре об этом узнал?

– Он знает сестру Анну, которая живет в Ницце… А она видела, как к вам приходил полицейский и… и журналист, мсье Форе.

И она густо покраснела, услышав смех Ксении. Но, как оказалось, девушка смеялась вовсе не над ней.

– От вашего кюре ничего не скроешь, как я погляжу… Может быть, вы зайдете в дом?

Что касается Эрве, то он пошел бы за Ксенией не только в дом, но и гораздо дальше; а Бланш последовала бы за братом куда угодно, так что через минуту трое молодых людей сидели в гостиной и разговаривали.

– Мама думает, что из расследования ничего не выйдет. В это преступление оказались замешаны люди, которые стоят слишком высоко, и вряд ли они захотят ворошить прошлое.

Положим, Амалия вовсе не думала, что из ее расследования ничего не выйдет, но Ксения не собиралась открывать все карты, не убедившись окончательно, друзья перед ней или враги.

– Для нас, разумеется, эта история крайне неприятна, – промолвил Эрве, – но если вы правы и действительно имело место убийство, я считаю, что его должны расследовать и найти преступника.

Бланш задумчиво кивнула – хотя не далее как несколько часов тому назад слышала, как брат говорил ей совершенно обратное: мол, если все согласились, что имело место самоубийство, на что будет похоже, если его заново начнут расследовать как убийство?

– А где сейчас госпожа баронесса? – спросил Эрве.

Ксения собиралась ответить, что мама отправилась навестить старую знакомую – и, в сущности, ничуть не погрешила бы против истины, – но тут на пороге показалось новое лицо, и принадлежало это лицо не кому иному, как Габриэлю Форе. За спиной фотографа маячил инспектор Лемье, как всегда, сосредоточенный и застегнутый на все пуговицы.

По правде говоря, Габриэль рассчитывал застать Ксению одну и был вовсе не рад, когда полицейский увязался за ним. Однако появление на вилле владельцев замка не лезло уже ни в какие рамки, и юркий фотограф вновь недобрым словом помянул про себя кюре и его чрезмерную сообразительность (Габриэль даже не сомневался в том, что именно Моклер навел брата и сестру на верный след).

– Здравствуйте, Габриэль, – сказала Ксения. – Кажется, вас разоблачили.

– Мое сердце разбито! – пылко объявил фотограф, хотя и сам, собственно, не знал, что он хотел сказать этой избитой фразой. Однако Бланш, разумеется, показалось, что он произнес эти слова не без скрытого смысла, который мог иметь прямое отношение к ней одной.

– Может быть, вы представите нас? – предложил инспектор.

– С радостью, – ответил Габриэль. – Граф Эрве, хозяин Поршера. А это мадемуазель Бланш, его великолепная сестра.

Девушка слегка наклонила голову и порозовела.

– Инспектор Анри Лемье, – продолжал Габриэль, оборачиваясь к своему спутнику. – Что касается мадемуазель Ксении, то, кажется, вы ее уже знаете… Про меня и говорить нечего – я бывший фотограф или скоро им стану.

– Это почему? – удивилась Ксения.

– Потому что старик Дезе – это наш редактор – вызвал меня вчера и выбранил такими словами, которые у меня не хватит духу повторить при дамах, – жизнерадостно отозвался Габриэль. Он хотел сесть рядом с Ксенией, но инспектор его опередил, и фотографу пришлось довольствоваться местом возле сестры графа. – А все из-за мадемуазель, которая распевала про фиалки под снегом и старого пирата…

– Про пирата довольно грустная песня, по-моему, – заметил Эрве.

– А вам какая песня Лили Понс нравится? – спросил Габриэль у Ксении.

– Не знаю.

– Но все-таки? – настаивал фотограф.

– Мне нравится «Королева волн», – объявила Бланш.

– Хорошая песня, – заметил инспектор, и девушка поглядела на него с благодарностью.

– «Королева волн» – это про «Летучего Голландца»? – вспомнила Ксения.