— Б*я, Старый, тебе совсем скучно стало? Ты, конечно, здоровый малый, но давай как-нибудь без этого, ты свои проблемы, — постучал пальцами себе по лбу, — решай где-нибудь там, — кивнул на дверь.

— Да ладно тебе, Леха, дай повеселиться, — широко улыбнулся, явно не искренне.

— Иди себе садомазо закажи, и отжигай хоть до утра, — скривил губы, сдерживая смех.

— Вот что ты, Калинин, за человек, а? — человек промолчал, подзывая жестом помощника.

— Ладно, натягивай трусы. Пятнадцать минут осталось, если что, моральный ущерб не возмещаю, — с иронией, уже за дверью.

— Еще и жмот ты, Леша, — вдогонку, — Верку забери.

Вера присутствовала при этом разговоре, стояла около стены, стараясь вообще не привлекать к себе внимание. Стояла, слушала, и ждала, когда все это закончится. Услышав свое имя, слегка встрепенулась, настороженно пошагав за Калининым. Шла, смотря в его широкую спину, а иногда в лысую макушку. О Калинине она уже слышала, в основном из новостей, он был спонсором многих спортивных заведений города, часто принимал участи в массовых спортивных мероприятиях, занимался благотворительностью, и поддерживал образ кристально чистого, даже, можно сказать, идеального во всех отношениях человека, поэтому увидев его в этом месте, она изрядно удивилась.

— Присаживайся, — они вышли на небольшой балкон, с которого прекрасно просматривалась клетка, — меня Леша зовут, — мужчина улыбнулся, протягивая руку.

— Вера, — кивнула, слабо пожимая руку.

— Может, будешь что-нибудь, есть, пить?

— Воды.

— Сейчас принесут, — это было последней сказанной фразой перед началом боя. Нет, потом он ей тоже что-то говорил, в основном успокаивал, заставлял выпить, но это было нечетко, так сильно кружилась голова, очень сильно.

Бой начался спокойно, но почти сразу стал для нее катализатором, легкие удары, а после — кровавое месиво. Два сильных и совершенно не собирающихся сдаваться противника. Несколько пропущенных ударов, гул бешенной и уже столь ненавистной ей толпы. Слишком душно, и все вокруг такое угнетающее, злое…Артем упал, и этот рев повторился вновь. Он закладывал уши, убивал все ее сознание, уже не осталось того безразличия и высокомерия. Был только страх. Страх за него. Ему больно, очень больно…

Не смогла больше сидеть, сама перестала понимать, когда эта грань между ними растворилась, когда пришло сожаление, тревога, страх за него, резво вскочила с кресла, замирая у перил. Глаза щипало от невысохших слез, руки трясло от волнения. Все, что она смогла сделать, чтобы сдержать крик, это зажать рот ладонью. Глаза беспомощно бегали по происходящему. Он, конечно же, встал, она и не верила, что может быть иначе, он просто не может проиграть, нет. А потом все стало таким двуликим, размытым, шум медленно начал стихать, и наступила темнота, такая приятная, спасающая сейчас темнота…

— Так, спокойно, — резкий запах заполнил легкие, оставляя в носоглотке свои мерзкие отголоски, — не вставай, — комната начала приобретать очертания.

— Где я? — коснулась лица рукой, голова раскалывалась.

— Лежи спокойно, — Калинин с небольшим усердием давит на ее плечо, не позволяя встать.

Когда она окончательно приходит в себя, то первое, что делает, выходит в узкий коридор, словно по памяти шагает по кафельному полу, толкая рукой заветную дверь, почему-то ей кажется, что там, за дверью кто-то есть. Так и происходит. Дверь открывается, как в замедленной съемке, минуты, в эти минуты она смотрит на него. Смотрит уже другими глазами, смотрит, как на человека, которому не чуда боль, не чужды эмоции. Артем сидит на диване, локти упираются в колени, ладони придерживают голову, глаза закрыты, что-то острое скользит по сердцу, оно сжимается наполняясь нежностью и огромным сожалением. Ей становиться его жалко. Жалко именно по-женски, тело наполняется еще большим переживанием и страхом. Ей больно за него, словно это ее избили. Очень больно. Присаживается рядом на диван, боится коснуться разбитой руки. Кладет ладонь на его плечо.

Артем не шевелится, совершенно не реагирует на ее жест и продолжает молчать. Только глаза открывает, только глаза. Ее рука, как и само прикосновение, обжигает кожу через плотную ткань черной футболки, ее рука все равно кажется слишком горячей, медленно поворачивает голову.

— Зачем ты это сделал? — в глазах слезы, — Ты же хороший человек. Зачем?

— Ты и понятия не имеешь, какой я человек…хотя, — усмехается, понимая, что она уже успела увидеть многое, и, конечно же, сделала выводы. Только вот выводы у нее неправильные, наивные, дурацкие какие-то.

— Надо раны обработать, — протягивает руку, — потерпи, совсем чуть-чуть, — прикладывает ватку к разбитой брови, — пощиплет немного и перестанет, — говорит, словно ребенку, а у самой трясутся руки.

Артем чувствует ее теплое дыхание. Ее волнение. От ее слов губы изображают подобие улыбки. Но сделать это с рассечением не так уж и просто.

— Говорят, ты так распереживалась, что в обморок грохнулась? Жалко что ли стало? — смех, граничащий со злостью, заполоняет собой помещение, растягивается вдоль всего пространства, окутывает собой каждую молекулу…

— Зачем ты дрался? — двигается ближе, перебинтовать руку.

— Стресс снимал.

— Помогло? — нахмурила брови, слегка склонив голову в бок.

— Пока не понял, — кладет свою ладонь поверх ее, они сидят совсем близко, слегка наклонившись вперед.

— Печально

— Там, в зале, до боя…ты сказала…

— Артем, ты тоже мне нравишься, — задерживает дыхание, — я не знаю, что со мной происходит. Мне так страшно, мне всегда очень страшно, — поднимает на него глаза, — но не здесь, не с тобой. Рядом с тобой, мне спокойно…

— Поехали, отвезу тебя домой, — прикрыл глаза, медленно облокачиваясь на спинку дивана, все еще продолжая сжимать ее ладонь.

— Да, конечно, — поднесла ватку к носу, сморщилась.

— Едем

— Едем…,- вторит ему, крепче сжимая его руку, но он быстро выпускает ее из захвата. Встает, и не оборачиваясь идет к выходу.

«Какая же ты дура Вера, дура!»

Идет за ним на шатких ногах, желая сгореть на месте. Она призналась ему в чувствах, а он ушел…просто ушел, значит все это ложь? Все эти чувства, его к ней отношение, она сама себе придумала? Наивная дура…

Глава 14

«Я буду вечно помнить твой взгляд

И как тонули в наших глазах.

Миллиарды дней нас простят

Как мы летали на скоростях».