ней будет? Ты сможешь защитить ее? Если то, что ты сказал — правда, Дарина в серьезной опасности.

— Занимайся своей семьей, смертный, — огрызнулся я, уходя со двора и заставив мужика изумленно распахнуть светлые глаза. — И не лезь к Дарине. От вас у нее только больше проблем. Узнаю, что хоть кто-то сделает или скажет про нее плохое — пожалеют все, — мрачно пообещал я. — Жизнь твоего ребенка и жены могли ей дорогого стоить. Она была к вам слишком снисходительной, вы этого не заслужили и не оценили, но больше я ей подобной оплошности не позволю. По крайней мере, пока рядом… — уже тише добавил, выходя за ворота.

Выйдя на улицу, я с раздражением осмотрелся в поисках укромного уголка, чтобы переместиться, укрывшись от глаз людей. Но, к моему удивлению, девушка на моих руках застонала и слабо приоткрыла веки.

— Они идут… — прошептала Дарина трагичным голосом и вновь провалилась в беспамятство.

Вздрогнул от ее предупреждения и посмотрел на расцарапанную ладошку, с которой стекали густеющие капельки крови. Значит, крови ее вкусить успели, а там и в мысли проникнуть могли, желая подчинить.

Успели ли?

Переместился к реке у самого забора дома Дарины и с некоторой досадой осмотрелся: молодые деревца и прежде пышные кусты скукожились и почернели, словно их обморозило крутым морозом. А вот взрослые деревья устояли, но и они притерпели изменения и некоторые ветви полностью иссохли.

Раздраженно вздохнул, а после опустил голову, почувствовав, что девчонка начинает приходить в сознание.

Хм, значит и такого расстояния достаточно, чтобы начинать напитываться энергией. Буду знать.

Девчонка заворочалась, а после попыталась перевернуться и едва не выскользнула с рук. В коротком полете с виду приличная ведьма показала истинное красноречие на чистом демонском. А после жалобно крякнула, когда я поймал ту у самой земли и помог встать на ноги. Значит, еще и демонский знает. Ругательства — так точно. Надо бы это учесть и самому быть аккуратнее в словах, когда буду думать, что меня не понимают. Хотя, удивительно ли? У нее было шесть носителей языка. И уж кому, как не мне знать, что в ее доме демонский мат звучит чаще, чем человеческая речь?

— Что… что произошло? Почему у меня такое ощущение, что меня били, топили, сушили и даже выжали? — простонала она, а после увидела свою ладошку и изумленно икнула. — Меня еще и грызли? Ты меня что, в медвежью берлогу уронил? — с подозрением поинтересовалась она, покосившись в мою сторону. — Или к кикиморе? — еще больше округлила она глаза и стала шарить по себе взглядом, словно что-то искала.

— Ты чего делаешь? — удивился я, опасаясь, что ей успели нанести вред, пока та была под проклятьем.

— Хочу убедиться, что, то был медведь, а не кикимора. Уж лучше пусть грызут, чем обсасывают…

Терпеливо вздохнул, поняв, что та не повредилась умом и находится в своем привычном состоянии. Пусть и в своеобразном. А после отвел на ближайший пенек и усадил слишком взволнованную девчонку, решив поговорить сейчас, а уже после обсудить все с Велесом и Липой.

— Что последнее из того, что ты помнишь? — спросил, пока рылся в ее сумке в надежде найти хоть какую-нибудь тряпку. Нашелся лишь носовой платок, но решил, что и он сойдет, а после обхватил ее ладонь и под непонимающим взглядом, принялся перевязывать неглубокие, но неприятные порезы, стараясь не морщиться от ощущений чужой, зловонной магии.

Вопреки всеобщим заблуждениям, черная магия никак не относится к жителям Мрака. И даже не мы ее изобрели. Всему виной люди, которые посчитали, что природа несправедлива, наделяя магией единицы, и обделяя всех остальных. Зло и зависть были во все времена и мы, демоны, стали свидетелями того, как два этих чувства стали причиной возникновения чернокнижников. Пришлось вмешаться и забрать запретные знания, чтобы сократить распространение этой заразы. Но, как я говорил, зло и зависть были и всегда будут. Потому и происходят вызовы демонов в желании стать сильнее, богаче и счастливее. Но, по итогу, те лишь пытаются обмануть природу. И природа предусмотрела наказание для таких индивидов — демонов. Мы даем, но забираем в стократ больше. К несчастью для людей, они не могут в полной мере оценить значимость своей души и рискуют ей почем зря.

Потому чернокнижная магия она… своего рода порождение: мерзкое, паразитическое, к чему даже демоны относятся с брезгливостью. Но вынуждены использовать, чтобы поддерживать своего рода баланс и производя… своеобразную чистку.

— Не знаю… кажется, мы были в деревне у Василия. После мне почудилось… или не почудилось? — испуганно расширила она глаза, заглянув мне в лицо. И выглядела Дарина так потерянно и беззащитно, с этой надеждой в огромных глазах, что я скажу, будто ей все показалось, и нет ничего страшного. На мгновение мне даже захотелось утешить ее, дать ложное чувство спокойствия. Но страшное было. И теперь оно вышло из-под контроля. Держать девчонку в полном неведении нельзя.

— Нет, тебе не померещилось, Дарина, — покачал я головой, сосредоточившись на узелке, который завязал на самодельной повязке. Надо же, получилось даже прилично. Кажется, я начинаю привыкать к человеческим рукам и отсутствию когтей. Главное, привыкнуть, но не слишком, а то скоро возвращаться к своему привычному и естественному виду во Мраке…

Кстати об этом. Отчего-то былого нетерпения и радости от этой мысли я не ощущаю. Напротив, мысль, что я вернусь во Мрак ни с чем, кажется… неправильной. Словно бросаю дело, не завершив его. А ведь девчонка действительно в опасности и едва ли я успею с этим разобраться прежде, чем истечет срок договора.

Но другой вопрос мучит не меньше, а то и больше: мне-то что с того? Какое мне вообще дело до этой девчонки и что с ней будет после моего ухода? Хочется, конечно, убедить себя, что она — ключ к разгадке тех странностей, что происходят и во Мраке. К чему она имеет непосредственное отношение, пусть даже не подозревает об этом. И у меня нет сомнений в этом. Может, потому и чувствую неуверенность?

Но вот что-то мерзенькое внутри меня говорит, что причина в другом. Вот как сейчас, когда не решаюсь поднять лицо и увидеть испуг в карих глазах и почувствовать себя виноватым и бессильным. Мерзкое, мерзкое чувство собственного бессилия, которое заставляет усомниться в своей значимости, умениях, опыте и возможностях. Мерзее, чем пиявка, прилипшая к ноге.

Бред…

— Володь…