Глава 11

Я, забыв о Менделеевой, рванул к первому этажу. Словно в детстве, спеша с уроков на долгожданные мультики, перескакивал через две, а то и три ступени, но лестница все равно казалась до безобразного бесконечной.

Решив не тратить время, резво перескочил через перила, мягко приземлившись посреди лестничного пролета. Пистолет будто сам нырнул в руку. Я пытался справиться с дыханием — вот ведь! Когда спокоен — можешь пробежать марш-бросок и не вспотеть. А сейчас у меня бешено колотилось сердце от переполнявшего волнения.

Что они сделают со Славей, когда увидят? Я не знал, но что-то подсказывало, что эти парни пленных не берут.

Встретили меня знакомые, чуть прикрытые тьмой, развалины торгового зала. В воздухе стоял тяжкий дух слежавшейся пыли, успевший смешаться с мерзкой вонью крови и потрохов. На миг даже подумалось, что оказались в мясной лавке..

Славя, как ни в чем не бывало подтянув ноги к себе, спала в обнимку с плюшевым единорогом — и как ей только удалось отыскать нечто подобное в груде медведей с зайцами?

Картина была бы до умилительного нежной, если бы по нашу душу не явился с добрый десяток головорезов.

Я глянул на вход и облегченно выдохнул. Совершенно ведь забыл, что его напрочь завалило. И чертыхнулся — это отрезало дорогу не только им, но и нам.

Разве что только лезть через решетку витрин...

Первым, что я услышал, был тихий, почти птичий стрекот. Стекла, и без того разбитые, лопнули внутрь, обдав меня градом осколков. Я ощущал, как спину жгут десятки свежих порезов — будто ожидая неладного, успел отвернуться и закрыться руками.

Если Славя хотя бы не пожелала беспокоить чужой сон, поставив звуконепроницаемый купол, то крыше того парня сверху такие методы были чужды. Нахальные и резкие, они словно говорили, что терпилы, ютящиеся в своих кроватках, могут хоть самому Господу Богу звонить, не то что Белым Свисткам.

Им побоку...

Пулеметательные машинки в их руках выглядели угрожающе. Ладони лежали на рукоятях вращательных дисков, плотно уложенные в ленты патроны блестели от свежей смазки.

Кем бы эти ребята ни были, они профессионалы, и с ними шутки плохи.

У них на лицах застыло выражение бездушных машин. Не вскрикни один, заскочивший первым в торговый зал, когда я засадил в него пулю, и я бы решил, что это подобные автоматонам Слави машины.

Ангелицу я схватил за шиворот одеяния — бесконечно воздушная и нежная, сейчас она казалось весом со слона. Что она жрет, чтобы быть такой тяжелой? Бесконечность людской глупости?

Раненый бандит лишь на миг поддался пронзившему его порыву боли, но справился с ней куда быстрее, чем я ожидал. Рухнув на колено, дабы не пытаться нелепо сохранить равновесие, он прошелся короткой очередью прямо у меня над головой. Птичья трель несла за собой смерть. Свинец безжалостно терзал плюшевую плоть игрушек, глухо врезался в монолитность стен, обращал штукатурку в крошево.

Еще не зная, где я, но решив, что их собрат вряд ли палит в пустоту, они поддержали его огнем.

Из моего рта вырывалось тяжкое дыхание. Я с облегчением выдохнул, когда оттащил Славю за кассовую стойку, уселся с ней рядом. Дубовая поверхность, лакированная и чистая, сейчас казалась мне тверже стали.

Обманчиво казалась.

Полный жара свинец прошиб стойку насквозь, затрещала проламываемая древесина, щепками разлетаясь в стороны. Одна, другая, третья — они не задели меня лишь чудом. Капли пота, катившиеся с моего лба, были размером едва ли не с виноградину.

Безбожно слезились глаза. Кажется, сейчас я попал куда больше, чем мне бы того хотелось.

Я рухнул, припав к полу, умоляя всех богов лишь об одном.

Чтобы в их арсенале не оказалась гранат.

Граната! Мысль, мелькнувшая в голове, была до безобразного безумна. Некогда читал я одну солдатскую байку — кажется, настало время проверить ее на вшивость.

Отложил пистолет в сторону. Тень, юркнувшая со спины, подхватила его, взвесила в руке, приняла дар с благодарностью. Благо, что там, в кабинете с Менделеевой, мне хватило ума сменить обойму.

Получив приказ, тень слилась с товарками, умело прячась в ночной мгле.

Разодетая в черные плащи моя погибель была неспешна, но промедлений не терпела. Я не видел, но чувствовал, как они перешептываются друг с другом, меняют позиции, отдают один сигнал за другим.

Жизнь учила их осторожности, потому что неосторожных смерть забирала в числе первых. Воображение, подзуженное и взбудораженное, зачем-то упорствовало, потворствуя страху, рисуя картины того, что моя задумка не оправдается, что я не успею, что на меня вот-вот выскочит один из этой бригады и даст очередь.

Пару мгновений дьявольская эгида выдержит, а что потом? Ответа я не знал и знать не желал...

Ботинок, словно назло, не желал покидать мою ногу. Словно так и говорил: пусть мы умрем, зато умрем вместе!

Я был с ним категорически не согласен. Едва ли не с корнем, зло сорвав его со стопы, швырнул его из-за стойки.

Снарядом и красиво вращаясь, он мягко шмякнулся на весь тот разгром, что был учинен мной и ангелицей. Группа быстрого реагирования успела лишь грязно ругнуться, сдавая позиции.

Сегодня старая байка оказалась мудрее опыта и сильней подготовки. Наука жизни сыграла злую шутку.

Спешно отступая, прячась за уцелевшими перекрытиями и колоннами, они на миг залегли, ожидая оглушительного грохота.

Он последовал, но не там, где его ждали: вынырнувшая, сумевшая обойти их тень выскочила прямо у них за спиной. Подбирин грязно ругался, раздавая им свинцовые приветы. Словно скошенный, вскинув руки, успев разве что привстать от удивления, рухнул тот, что был ближе ко мне. Тень свое дело знала хорошо, хотела, чтобы я остался жив.

Еще три патрона достались вскинувшему автомат поганцу — он принял их грудью, и, обмякший, скатился спиной вниз.

Я выкатился из своего укрытия до того, как пистолет в руках моего отвлекающего маневра вместо привычного лязганья затвора выдал глухой щелчок — кончились патроны.

Труп убийцы стискивал оружие, будто не желая им делиться даже в своем посмертии. Мертвая хватка оказалась слабее моего желания жить — и я тут же использовал тело покойника, как хорошее укрытие и опору для моей новой игрушки.

Я никогда не стрелял из чего-то подобного, но разобрался быстро. Есть вращательный рычаг, нет прицела — стреляй как бог на душу положит.

Я заверещал, явив злобный оскал, не хуже Рэмбо. Отдача — сильнее, чем ожидал, — ударила по рукам. Автомат тотчас же разразился певучей трелью. Затвор, словно заведенный,