Сережа, я с молодежью встретиться всегда рад, — отмахнулся он и перевел тему на более важную. — Говорят, к тебе Муслим Магомаевич приходил?

— Приходил, — не стал я играть в секретность. — Познакомились, поговорили, и он согласился, что пластинки-гиганта ему хватит.

— Это хорошо, — одобрил Хиль.

— Сейчас запишем, и попробуем его за границу отправить, на английском мои песни петь — валюту стране зарабатывать, — продолжил я.

— С хорошим репертуаром Муслим Магомаевич будет иметь успех, — корректно похвалил коллегу человек-мем. — У него все-таки феноменальный голос.

— Феноменальный, — согласился я. — И очень скучная манера исполнения — Магомаева надо только слушать. А на вас, Эдуард Николаевич, еще и смотреть интересно — вы красивый и артистичный, поэтому вам тоже сейчас пластинку-гигант запишем, а после успеха Муслима Магомаевича отправим вас покорять Бродвей в составе труппы. Потяните мюзикл?

— Бродвей?! — рассмеялся Хиль.

— Бродвей! — не стушевался я. — А там и кино того же жанра подоспеет. Будете как тот мужик, который singing in the rain, только круче, потому что у вас улыбка настоящая, а не капиталистически-вымученная!

— Планы у тебя, конечно, наполеоновские, — поиграл он в капитана Очевидность.

— А чего мне, молодому-шутливому, у нас же тут непаханое поле, а инициативность, по крайней мере в моем случае, только поощряется. Не понимаю почему все так много жалуются на цензуру и кровавый режим — если честно взаимодействовать с системой, она вполне радушно идет навстречу.

— Просто ты такой один, Сережа, — вздохнул Хиль. — Мне жаловаться грех — и в телевизор пускают, и на радио, и на гастроли за рубеж, но… — он махнул рукой и ободряюще улыбнулся. — Ты завистников не слушай, они себе оправдания придумывать ух как любят. И, если нужно на Бродвей — выступлю и на Бродвее! — смиренно добавил певец и заметил. — На пластинку-гигант у нас студийного времени не хватит.

— Я же вам и здесь не особо нужен, Эдуард Николаевич, — светло улыбнулся я. — Вы — профессионал, как и музыканты, и раньше все справлялись без меня, а сейчас мы просто везем мальчика в интересное место, верно?

Хиль покраснел:

— Почему же? Раньше запись курировала Александра Николаевна — твой соавтор, но теперь ты, так сказать, в свободном плавании, поэтому придется послушать аранжировки и меня — музыканты записывали музыку всю ночь.

— Понял! — с улыбкой кивнул я. — И вообще — на студии Гостелерадио мне побывать и вправду очень интересно!

А прямо неплохо! Это я об оборудовании — радио в СССР не так много, чтобы скупиться на аппаратуру. Народ, как и положено, удивленно таращится, но старается это скрывать. Некоторые подходят, жмут руки, хвалят. А еще — страшно накурено и совсем не проветривается — зима же, окна запечатаны. В сопровождении студийного функционера добрались до выделенных нам кабинки звукача средних лет еврейской наружности и «коробки» для записи вокала.

Функционер представил нового товарища. Да, корочки у Сережи есть, вот они. Да, сам удивлен. Мужик покинул нас, звукач надел на себя импортные наушники, выдал мне стул и такие же, и Хиль за три дубля записал про Комарово. Еще за двадцать три дубля суммарно — остальной репертуар. За следующие полтора часа я записал и наиграл на нашедшемся здесь пианино остаток песен для «гиганта». Перед выходом нас с Хилем перехватил рыжий усатый мужик в джинсах и клетчатой рубахе лет двадцати пяти:

— Ткачёв? Хорошо, что я тебя поймал! Панов, Вадим Моисеевич, «Маяк». Пойдем интервью запишем, раз уж ты здесь.

— Я тогда домой потом доеду сам, Эдуард Николаевич. А вы либо отдыхать идите, либо музыку записывать.

— Я бы здесь заночевал, но от недосыпа голос теряется, — поделился особенностями организма Хиль. — Вы его потом на такси посадите, хорошо? — попросил он радиоведущего.

— Обязательно! — положил тот руку мне на плечо.

Присвоил, получается.

— До свидания, Эдуард Николаевич.

— До свидания, Сережа.

Путь наш лежал на второй этаж, и сквозь дымовую завесу на лестничной клетке — курят, сволочи, вон трехлитровая банка наполовину с бычками, наполовину — с водой. Мерзость! — увидел за окошком стемневшую безлюдную улицу. Половина восьмого.

— Устал? — заподозрил неладное Вадим.

— Жрать охота, но вы не переживайте — я отсюда в ресторан поеду, так что все нормально. Но мне бы маме позвонить.

— Пойдем, позвонишь, — открыл он дверь первого же попавшегося, оказавшегося пустым, но оснащенным телефоном, кабинета.

— Сегодня одни рояли, — вздохнул я и набрал номер.

Вадим деликатно покинул кабинет и прикрыл за собой дверь, я кратко отчитался родительнице об успехах, предупредил, что буду поздно и положил трубку. В коридоре воссоединился с привалившимся к стене мужиком, и мы отправились дальше.

— Я вроде ваш голос в эфире слышал, — заметил я.

— Польщен! — улыбнулся мужик. — Меня можно услышать в утренней музыкальной передаче.

— Значит вас, я в это время обычно и слушаю, — уверился я. — А что за интервью? Не согласовано же?

— А зачем согласовывать? Мы же не сразу в эфир тебя пустим — сначала монтаж, потом редактора послушают… — он осекся. — Просто отвечай на вопросы и не волнуйся: если что не так — вырежем.

— Первый раз в радио участвую! — радостно признался я.

— Только слово «жрать» не говори. И вообще… — попросил Вадим.

— Пользоваться только литературной частью русского языка, — прервал я его. — Не глупый, понимаю. А можно будет приветы передать?

— Только коротко, — пояснил сопровождающий.

— А еще мне куча писем от читателей и слушателей пришла — при всем желании на каждое ответить не смогу, можно на эту тему пару слов сказать?

— Можно, — одобрил Вадим. — Но если в эфир не пойдет — не обессудь.

— Главное — попробовать, — кивнул я.

Прошли в студию, оснащенную горой оборудования и парой микрофонов. Вадим вручил мне наушники, надел такие же, уселись напротив друг друга.

— Готов?

— Всегда готов! — отрапортовал я.

Ведущий щелкнул кнопкой и бодро протарахтел:

— Доброе утро, уважаемые радиослушатели! С вами я, ведущий Вадим Панов и мой сегодняшний гость — стремительно взлетающая звезда всесоюзного масштаба, писатель, поэт и композитор Сергей Ткачев.

— Доброе утро! — послушно представился в ответ на взгляд Вадима. — Пользуясь случаем, передаю приветы всем родным, близким и знакомым. А еще — хотел бы поблагодарить старших товарищей, которые взяли надо мной шефство — без их помощи я бы так и писал «в стол».

— Талантам у нас везде дорога, — заметил Вадим.

— Талантливым себя не считаю, к творчеству подхожу как про производству — берем тему, берем сырье в виде нот и текста, перемешиваем — вуаля, новая песня готова! — пояснил я. — Поэтому у меня никогда не бывает так называемых «творческих кризисов» — творчества-то нет, поэтому в любую минуту готов приниматься за что-то новое.

— Мне