В конце концов — Ноттингем. Ее спутники — все, кроме одного — отшвыривали ее, торопясь сойти, но гладивший задержался, с издевательским поклоном пропуская ее вперед. Держа голову высоко, она вышла из кареты и растянулась на кучке вонючего полужидкого навоза — гладивший сделал ей подножку. Она рухнула плашмя, ладони ее перчаток порвались, а ее ретикюль шлепнулся в нескольких футах в стороне, и его содержимое высыпалось, включая девятнадцать ее золотых гиней. Шляпка повисла на ее шее, заслоняя все вокруг. Она лежала, с ужасом глядя, как ее драгоценные монеты погружаются в грязь. Какой недосмотр, вновь и вновь повторялось в непокорном уголке ее сознания: никто не подметает тут, не убирает.

— Ну-ка, позвольте мне, — произнес чей-то голос.

Как раз вовремя. Блеск золота привлек большое внимание, в том числе кучера и гладившего.

Голос принадлежал плечистому мужчине, который ожидал прибытия кареты. Он добрался до Мэри быстрее остальных и обратил на них холодный взгляд, заставивший их попятиться, а затем поднял ее на ноги. Быстро и ловко он подобрал ее гинеи, ее ретикюль и прочее его содержимое. Ретикюль был вручен ей с улыбкой, преобразившей угрожающее суровое лицо.

— Ну-ка, подержите его открытым.

И в ретикюль были опущены носовой платок, флакончик нюхательных солей, письма Аргуса, кошелечек для монет и все девятнадцать гиней.

— Благодарю вас, сэр, — сказала Мэри, все еще задыхаясь.

Но он уже ушел. Кучер бросил ее сумки в еще одну кучу полужидкого навоза. Мэри с трудом подобрала их и вышла со двора, клянясь, что ее ноги никогда больше не будет в Ноттингеме.

В комнатушке, которую она сняла в гостинице в глухом переулке, имелось зеркало, которое показало Мэри последствия катастрофического дня. Ее пальто и платье намокли от конской мочи и были измазаны в навозе, а когда она выудила аккредитив, дававший ей право брать деньги из любого банка Англии, то с ужасом обнаружила неудобочитаемые разводы смытых чернил. Как могло это произойти, когда пальто должно было бы оберечь лист? Но оно его не спасло, как не спасло и ее платье. Да сколько же мочи способен извергнуть один такой битюг? Видимо, галлоны. Она промокла до костей. Ладони были не только грязными, но и болели, а ковровые сумки были в пятнах грязи, сырыми снизу, но, слава Богу, не промокли.

Вся дрожа, она опустилась на край комкастой постели и спрятала лицо в ладонях. Как посмели эти люди так обойтись с ней? До чего дойдет Англия, если леди ее лет не может путешествовать без подобных посягательств?

В кувшине на маленьком столике была холодная вода, и она, достаточно теперь ознакомившись с дешевыми гостиницами, знала, что это вся вода, на которую она может рассчитывать. О том, чтобы носить платье, пока она его не выстирает, и речи быть не могло, так что она повесила его на спинку маленького стула сушиться, а пальто повесила на спинку кресла, которое немо говорило, что эта комнатушка — лучшее, чем может похвастать гостиница. Утром она скатает платье и пальто вместе и засунет их в фальшивое дно большой сумки. Воду в кувшине придется израсходовать на себя, хотя она подозревала, что только лохань горячей воды могла бы избавить ее от вони лошадиных экскрементов.

После такого дня ужин в уголке буфета оказался прямо-таки отдохновительным, особенно после того, как она обнаружила, что баранья нога вполне мягкая, а паровой пудинг так просто вкусный. Будем надеяться, сказала она себе, что мои испытания остались позади. Даже если мне придется заплатить полкроны, а то и больше за ночлег в лучшей гостинице города, я обречена ездить в почтовых каретах. Наемный экипаж, даже одноконный и наименее дорогой, обойдется в три гинеи за день. Нет смысла писать мою книгу, если мне будет не по карману оплатить ее издание. Тем не менее в Дерби я остановлюсь в гостинице, где смогу заказать лохань горячей воды.

Две кареты ожидали пассажиров во дворе станции, когда Мэри вошла туда на следующее утро в шесть часов, так и не уснув из-за аммиачного запаха, исходившего от ее собственного тела. Тупая боль в затылке разливалась до лба, в ушах звенело, глаза слезились. Должно быть, решила она, в воздухе Ноттингема есть что-то такое, из-за чего люди тут такие неуслужливые, такие грубые — никто во дворе не обратил на нее внимания. Отчаявшись, она схватила за рукав пробегавшего мимо конюха и насильно его остановила.

— Какая из карет на Дерби? — спросила она.

Он показал, высвободился и убежал.

Вздохнув, она отдала две свои сумки кучеру указанной кареты.

— Сколько за проезд? — спросила она.

— Обилечу вас на первой остановке. Я опаздываю.

Молясь, чтобы этот день оказался более сносным, она забралась внутрь и заняла обращенное к лошадям сиденье у дальнего окна. Пока еще она была единственной пассажиркой, но не сомневалась, что такое положение вещей продлится недолго. И ошиблась! Благодарю тебя, Господи, благодарю тебя! Карета старая и смрадная, запряженная лишь четырьмя довольно хлипкими лошадьми, выкатилась из двора. Может быть, подумала Мэри, обретая чувство юмора, я столь благоуханна, что никто не в силах выдержать моего общества. Что показывает, насколько Мэри изменилась; прежняя Мэри редко замечала в жизни что-либо забавное. А может быть, новая Мэри, замученная постоянными неудачами, сочла, что лучше смеяться, чем плакать.

Неслыханная роскошь одиночества внутри кареты привела ее в чудесное расположение духа. Она закинула ноги на сиденье, прислонила голову к грыжеподобному выступу спинки и уснула.

Разбудило ее отсутствие тряски. Спустив ноги на пол, она высунулась из окна.

— Мэнсфилд! — взревел кучер.

Мэнсфилд? Географические познания Мэри не включали списка всех английских городов, однако он был настолько подробен, что одно она знала твердо: Мэнсфилд не находился на пути из Ноттингема в Дерби. Она торопливо выскочила наружу, когда кучер спускался с козел.

— Сэр, вы сказали «Мэнсфилд»?

— Что так, то так.

— Ах! — вскричала она, и глаза ее стали серыми, как пасмурное небо. — Разве это не карета из Ноттингема в Дерби?

Он поглядел на нее, как на сумасшедшую.

— Сударыня, это карета в Шеффилд. На Дерби была вторая!

— Но конюх указал мне на эту!

— Конюхи указывают на солнце, на луну, звезды и бродячих собак. Это карета на Шеффилд, не то она не была бы сейчас в Мэнсфилде.

— Но мне не нужно ехать в Шеффилд!

— Ну, тогда вам лучше выйти. С вас шесть пенсов. — А карета обратно в Ноттингем?

— Сегодня нету. Но коли вы зайдете вон в ту гостиницу и подождете, может, и найдете кого-нибудь, кто едет в ту сторону. — Он задумался и крякнул. — А не то в Честерфилд. С Честерфилдом тут сообщения хватает. А оттуда вы сможете добраться до Манчестера, но, как посмотрю я на вас, сударыня, думается, не нужно вам ездить ни в какие эти города.

— Но я хочу поехать в Манчестер! Я с самого начала ехала туда.